В лифте и за его пределами было тихо-тихо, никто не проходил мимо, дом как будто волшебным образом опустел. Я почувствовала, что жутко устала стоять. Захотелось опуститься прямо на грязный пол. Скептически изучив посадочное поле, я привалилась к стенке. Помню, в детстве мы с моей одноклассницей как-то застряли в древнем маленьком лифте, оснащенном металлической сеткой, как у кровати, и деревянными дверцами, как у шкафа. Ехали к ней в гости, и вдруг лифт умер. Мне было интересно, я жила тогда в пятиэтажке, и лифт мне казался экзотикой, а застрять в нем – забавным приключением. Но Лика реально побелела, начала плакать и колотиться, как бабочка в ладошках, звать на помощь и сползать по стене. Я испугалась за нее, но лифт буквально через минуту сам по себе ожил, и все тогда обошлось.
– Ну что, давайте знакомиться, – бодро сказал мужик, – меня зовут Саша.
– Полина, – представилась я как можно более дружелюбно. Бедняга трясся и потел, возможно, у него тоже была какая-нибудь там клаустрофобия. Надо бы его как-то отвлечь, а то, если он начнет тут метаться, тросы этого не сдюжат. – А чем вы занимаетесь, Саша?
– Я фотограф. Да. Но по первому образованию историк.
– Ну надо же! – восхитилась я своей проницательностью. – И сейчас с вами фотоаппарат?
– Нет, сейчас нет. Вся аппаратура довольно тяжелая, просто так с собой не поносишь. Но если очень надо, можно и на айфон. – Он в доказательство достал телефон из заднего кармана джинсов. – Хотите, я вас сфотографирую? Тут свет интересный.
– Можно, – разрешила я без особенного энтузиазма. Хотя я люблю фотографироваться. Даже не знаю почему. Как выхожу на фотографиях, не люблю, а вот сам процесс меня завораживает. В нем есть и игра, и самопознание, и остановка времени в своем парадоксе – прекращении и длительности. Саша нацелился на меня и несколько раз беззвучно запечатлел.
– А вы чем занимаетесь? – спросил он, разглядывая результат.
– Танцую, – соврала я зачем-то. – Балерина в Большом театре.
– О, – сказал Саша, и его лицо перекосила судорога восхищения.
Повисла пауза. «И все молчат, как в лифте».
– Покажите, что там получилось, – потребовала я не слишком вежливо и заглянула. – Ух ты ж! А что это?
– Не знаю… Сам вот пытаюсь понять.
– Вспышка?
– Нет, я ее не включал.
– А это на всех фотографиях?
– В том-то и дело, что на всех пяти фотографиях. Причем, вот смотри, на этой – здесь, а на этой смотри – вот тут, а на этой – вообще почти на потолке…
Я рассматривала светящееся пятно, путешествующее на фотографиях вокруг меня, и вспоминала всякие истории про призраков.
– А давай теперь я сфотографирую, – сказала я и сделала несколько снимков на свой телефон. Пока я фотографировала, ничего подозрительного не заметила. Но на одной из шести фотографий снова появился этот световой блик. – Мистика какая-то!
– Не, – сказал Саша, – не-не-не, я в такое не верю. Души умерших, жизнь после смерти, всякие ангелы, демоны, боженька… Все вот это вот – выдумки недоумков.
Так бы я, возможно, и промолчала, но на недоумков обиделась.
– Я, конечно, не претендую на гордое звание доумка, – сказала я тихим ядовитым голосом, – но вообще-то довольно много неглупых людей верят в Бога. Не думаю, что сама по себе вера в метафизический мир – свидетельство ума или глупости. Скорее, это просто разная настройка, скажем, специальных рецепторов. Ой, а ты видел, в Сети одно время бродил такой аудиоролик? Эх, интернет тут не ловит… Там разные люди при прослушивании слышат разные слова. У меня чуть крыша не поехала, когда мы с подружкой его запустили и, понимаешь, одновременно я слышу, как низкий самодовольный голос говорил «лорел», а она – как высокий егозливый пищит «енни». Вот как это? Одновременно. Мистика? Нет, просто они записаны на разных частотах, и мое ухо не улавливает те, которые улавливает ее, и наоборот. Кто из нас прав? Но согласись, было бы абсурдом, если бы я начала доказывать ей, что то, что она слышит, не существует. А есть только одно истинное слово, и это слово «лорел». И, представь, мы бы начали искать единомышленников, сравнивать численность и на этом основании тоже делать какие-то выводы. Абсурдно же. А всего-то принять, что я могу не слышать того, что слышит она.
– Ну, это другое. А если то же, то тогда, получается, любого психа с галлюцинациями следует учитывать?