Рассказы поэта Майонезова (СИ)

Что рыцарь недавно с Востока привез,

И видит лишь пятна проказы...'

- О, Поди, он заразил своим подарком ту, которую так безнадежно любил! - блестя влажными глазами, с последним аккордом выдохнула переполнявшие её чувства Варвара Никифоровна.

- А, возможно, и умышленно, - предположила Рокки, - за невозможность обладать ею!

- По-моему, здесь более глубокий смысл: 'А кабы всякая любовь нас делала счастливыми', - сообщил Кро, зевая, - а ты как думаешь, Пыш?

- По-моему, он, просто, не адекватный, - равнодушно ответил поэт.

- Псих, больной псих, - согласился Паралличини, - ты прав, старина!

- Собака бешенная! - с интонациями старой девы высказалась Мед.

- Вы не правы! Чудовищно не правы! От самых глубоких чувств он подарил ей эти алмазы, потому что не нашел в природе другого эквивалента для выражения своей любви!, - возвышенно и взволнованно заговорила Варвара Никифоровна, - он по-детски признается ей в своем бессилии, этот смелый, сильный человек!

- Да, дорогая, - сказал с улыбкой профессор Войшило, погладив её руку и прикрыв пледом, - если бы на этих алмазах не было крови больного проказой и убитого рыцарем торговца драгоценностями, мы бы поверили в любовь и благородство героя романса! Ситуация, весьма, жизненная, сколько заразы притащили крестоносцы в Европу с восточными побрякушками!

- И по закону исторического возмездия - навели беду на свои страны, - продолжил сонно Кро.

- Вот-вот! - злорадно провозгласил Адриано, - Историческая отрыжка! То бишь, отрыжка истории!

Только Паралличини произнес фразу, заслуживающую высоких рейтингов за цитируемость, как дерево, под которым беззаботно рассуждали путники, затряслось, загудело, и над самым шалашом раздалось зловещее: 'Ха-ха-ха, ух-ха-ха!', и громкий неприятный скрежет резанул каждое ухо!

- Что это? - еле слышно прошептала малышка Ро.

- Может те, с тяпками, окружают нас? - одними губами прошепелявил Кро и добавил погромче в сторону лаза, - а зачем, ведь среди нас нет ни марксистов, ни дарвинистов?!

И тут за стенами их ветхого укрытия разразилось шумное и грозное сражение: затрещали кусты, затопали, как показалось перепуганным друзьям, копыта, и два исполинских тела с размаха ударились одно о другое, рыча, хрипя и повизгивая! Стены шалаша зашатались, с потолка посыпались елочные лапки, дамы зажмурились от ужаса. Под, не замечавший до времени острую металлическую штуковину в руках Пыша, привстав на колено, выхватил это единственное их оружие из руки отца, передал ему гитару и приготовился к бою.

За стеной раздавались свирепое рычание и вой, и так трещали кости и суставы, так рвались сухожилия и кожа, что каждый из сидящих в шалаше едва сдерживался, чтобы не закричать от напряжения и страха!

Злобные звуки и громкие удары, однако, начали затихать, и послышалось разгоряченное сопение и чавканье, хруст раздираемой на части туши. Затем, как показалось всей компании, исполин потащил тяжелое тело поверженного врага в сторону густого леса, издавая утробные звуки, от которых у путников холодело в груди.

- Похоже на звериную охоту, - еле слышно проговорил профессор.

- А если этого перекуса ему не хватит? - спросила дрожащим голосом Рёзи.

- Силы Небесные! - взмолилась Мушка.

- Котс никогда не пошел бы в поход без оружия, - произнес подавленный Пыш.

- Тише, друзья, мне показалось, что заскрипела дверь, - сообщил дрогнувшим от слабой надежды голосом Паралличини, обладавший тонким слухом.

Он проворно вскочил на четвереньки и, как упитанная зверушка, быстро-быстро пополз из шалаша.

Сразу же снаружи раздался его громкий возбужденный шепот: 'Вижу какую-то избушку! На крыльце стоит высокий старик во всем черном, с фонарём в руке, смотрит прямо на меня, собирается заходить в сторожку!'

Тут и остальные явственно услышали скрип дверных петель в тишине осенней ночи.

Под, не выпуская из руки своего грозного оружия, проворно вылез из шалаша, боднув в мягкий бок Паралличини, застывшего, как терьер, нюхающий воздух.

Оба, стоя на четвереньках, напряженно уставились на темнеющую в тумане избушку, точнее, на её светящееся окошко, в котором маячила мрачная фигура.

- Надо разведать! - решительно заявил композитор.

Не успел Паралличини закрыть рот, как сверху раздалось зловещее: 'Уха-ха-ха!', и огромная черная тень свалилась на них, обдав потоком холодного воздуха! Оба разведчика плотно прижались к сырой земле, прикрывая головы руками. Большая ночная птица издала скрипящие звуки и, схватив с еще не остывшего поля боя оброненный кусок, похожий на внутренний орган, взмыла на свою ветку, крепко зажав его в клюве.

В узком лазе показались бледные лица Рёзи и Кро, кряхтя и бранясь, почему-то, по-французски, повторяя то ли 'хорошо', то ли 'крюшон', выбрался профессор Войшило.

- Кстати, - заявил Паралличини, оскалившись, - я бы тоже не отказался сейчас от стакана крюшона!

Вылезли остальные, уставились удивленно на избушку, спрашивая друг у друга: 'Откуда она взялась?'

Однако, сторожка стояла твердо, как факт, на границе между полем и лесочком, скорее даже, на самом поле, подмигивая промерзшим усталым путникам желтым глазом окна.