Рассказы разведчика

Начался ещё один очередной подъём в гору. Лошади перешли на шаг и натянули постромки, Саша Хомяков, Виталий Чеботарёв и ещё кто-то спрыгнули с фаэтонов на землю. Вижу, что передний фаэтон, от которого мы немного отстали, поднялся на вершину холма и остановился. Я понял, что эта остановка нужна ст. л-ту, чтобы сориентироваться на местности. С вершины холма это сделать удобно. «Пусть помучается» – злорадно подумал я, обиженный, что он лишил меня этого права. Мы вплотную подъехали к фаэтону ст. л-та, и я невольно залюбовался открывшимся с холма видом. По правую руку от нас простиралась, насколько хватало глаз, широкая лесистая долина. К ней с холма вела дорога, по которой мы ехали. Там вдали, согласно карте, находилось большое озеро. Долина была внизу, значительно ниже того места, где мы сейчас находились. Слева от нас поднималась высокая безлесая гора и заслоняла собой всю южную часть лежащей перед нами местности. Впереди спуск к стоящему стеной лесу.

– Где же Берлин? – спросил ст. л-т Фараонов.

Но в этот момент раздался чей-то громкий истошный крик:

– Воздух!

Я случайно глянул не в небо, как обычно, а вниз, в долину, и сразу же увидел, тоже случайно, летящий ниже нас один единственный самолёт. Кажется, это был «Фокке-Вульф», с такой необычной позиции определить тип самолёта нелегко. Самолёт этот, как разбойник, шёл прямо на нас со стороны озера по дну долины, чуть ли не задевая колёсами вершины мохнатых сосен. Я увидел его в тот момент, когда он сделал резкий поворот вправо и стал огибать безлесую гору, поднимающуюся позади нас, иначе бы он непременно врезался бы в неё. Одновременно от самолёта отделилось и понеслось в нашу сторону несколько светящихся пунктирных точек.

Ни один разведчик после крика «Воздух» не успел даже повернуть головы, как вокруг нас стали рваться крупнокалиберные разрывные пули, выпущенные этим самолётом. Лётчик во время разворота успел выпустить всего одну короткую очередь и …промахнулся. Все пули прошли низко над нашими головами и врезались в склон холма. Врезавшись, они разворотили землю и подняли столб пыли, оглушив и напугав разведчиков и лошадей. Последние сорвались с места и неуправляемые, так как Иван Щербаков и другие ездовые, выпустили из рук вожжи, набирая скорость, понеслись по дороге вниз по склону холма.

– Держись! – слышу я голос Виталия Чеботарёва и вижу, как он сорвался с подножки и кубарем полетел под откос. Мою кабину болтает и сильно встряхивает на кочках и неровностях дороги. Замечаю, что на козлах, где сидело три разведчика, уже никого нет. В кабине тоже было пять человек, но они один за другим повыскакивали из фаэтона. Я остался один, двери открыты настежь, одна из них болтается на верхней петле и вот-вот отвалится, вторая то распахнётся настежь, то громко с треском бьётся о кабину. Чувствую, что фаэтон скоро перевернётся, а я всё ещё не решаюсь прыгать. Я зажал фотоаппарат между коленями, а сам обеими руками крепко вцепился в сидение. Если я выпрыгну, то от фотоаппарата ничего не останется. Я боялся не за себя, а за фотоаппарат, за наше общее дело.

Фаэтон стремительно несётся вниз к лесу, лошади, распустив постромки и вожжи, скачут во весь опор. Резкий толчок, я вылетаю вверх и больно ударяюсь головой о крышу кабины, потом снова плюхаюсь на мягкое обитое бархатом сидение, стараюсь ещё сильнее вцепиться в него. Левой ногой прижимаю автомат к полу, чтобы он не вылетел в раскрытые двери. Жду, что вот-вот фаэтон начнёт кувыркаться по склону холма. Но он, продолжая трястись и подпрыгивать, всё ещё был на колёсах.

Вдруг стало тихо. Это фаэтон, миновав крутой спуск, без сильных толчков на большой скорости нёсся по равнине к лесу. У меня сжалось сердце, сейчас он ударится о дерево и разлетится на куски. Но, лошади, завидев впереди себя стену леса, сами стали сдерживать свой бег. Снова сильный толчок, слышу глухой треск ломающейся оглобли, и фаэтон развернулся и стал плавно падать на бок. Я с трудом открыл дверцу, которая оказалась над головой, и вылез наружу. Прямо на меня нёсся с холма ещё один фаэтон, в котором сидел Иван Горшков. Я едва успел отскочить в сторону, как мимо пронеслись лошади и оба фаэтона с треском столкнулись. Из-под обломков вылез Иван Горшков, целый и невредимый, но страшно сердитый и злой, и ругал фашистов на чём свет стоял.

По склону горы врассыпную бежали вниз разведчики, они махали руками и что-то громко кричали. И тут я увидел стоящий в кустах на колёсах фаэтон, в котором ехал Фараонов. Иван Щербаков крепко держал под узды разгорячённых лошадей, а сам Фараонов подбежал ко мне и, переведя дыхание, спросил:

– Целый?

– Целый. Со мной ничего не случилось, отделался лёгким испугом. – Весело ответил я.

– А фотоаппарат?

Я спохватился и стал торопливо рассматривать фотоаппарат. Он тоже был, к счастью целым и невредимым. Сбегавшиеся с холма разведчики интересовались только тем, цел ли я и целый ли фотоаппарат. И когда узнавали, что для волнений нет оснований, начинали широко улыбаться и рассказывать друг другу о подробностях только что пережитого события.