Рассказы разведчика

А как хотелось послать домой с фронта фотоснимок бравого разведчика с автоматом в руках, с биноклем на груди, и с лихо сдвинутой на бок пилоткой! Какой фурор произвела бы эта фотокарточка в родной деревне, как притихли бы знакомые девчата, рассматривая её.

Оставался только один путь получения фотокарточек – найти трофейный фотоаппарат и самим заняться фотографированием. Мы так и сделали. Ещё на Одере. На мельнице, где мы жили, я оборудовал что-то похожее на фотолабораторию и сам стал делать любительские фотокарточки.

Сейчас, в наши дни, когда мы – бывшие разведчики собираемся вместе, то подолгу рассматриваем старые, пожелтевшие фотоснимки военных лет. Почти все они сделаны моими руками в ту памятную весну 1945 года.

Во время Берлинской операции разведчики хотели сфотографироваться у таблички с надписью «Берлин», которая устанавливается у въезда в столицу Германии. Я приготовил фотоаппарат, зарядил в него плёнку и стал ждать того момента, когда разведчики подойдут к Берлину. И дождался. Но фотографировать не пришлось. Мы постояли, повертелись около этой таблички, и пошли дальше. Почему? Об этом ты узнаешь, если прочтёшь этот рассказ.

20 апреля 1945 года через густой смешанный лес по просёлочной дороге к станции Тифензее двигались три фаэтона, запряжённые каждый парой породистых лошадей. Фаэтоны были на рессорном ходу, в центре возвышалась красиво отделанная кабина на три пассажира, по бокам на высоких резных подставках красовались изящные фонари. Колёса большого диаметра были обтянуты стальными ободами, а точёные буковые спицы придавали им экзотический старомодный вид.

В этих фаэтонах ехали разведчики. Они уселись не только на сидениях в кабинах, но и на козлах, подножках и даже на задней площадке, где обычно перевозили багаж. Почти тридцать человек умудрились разместиться на трёх фаэтонах.

Старший лейтенант Николай Степанович Фараонов, не так давно назначенный начальником разведки 210 полка вместо раненного и выбывшего в лазарет капитана И.А. Тараненко, сидел на козлах рядом с Иваном Щербаковым, который управлял лошадьми переднего фаэтона и сам по карте держал маршрут движения. Я сидел в кабине второго фаэтона и поглядывал по сторонам через застеклённые слюдой дверцы. На груди у меня вместо бинокля висел на тоненьком ремешке заряженный плёнкой трофейный фотоаппарат.

Шёл пятый день Берлинской операции. Уже были прорваны две мощные полосы обороны врага и разведчики, а за ними и весь полк, приближались к третьей, не менее мощной, полосе обороны. Впереди Берлин. До него оставались считанные километры. Бойцы нашей дивизии готовились к сражениям на его улицах.

Я сижу в кабине второго фаэтона не рядом со ст. л-м, как это было раньше, потому, что он опасается, как бы меня случайно не подстрелили фашисты. По его предложению в кабине, за закрытыми дверцами мне будет безопаснее. Охраняет он меня так потому, что все разведчики хотят сфотографироваться у таблички при въезде в Берлин. А сделать это могу только я. Мудрый ст. л-т предусмотрел даже и вариант на случай моего ранения или гибели. Он приказал своему ординарцу старшине Ивану Горшкову получить у меня инструктаж в обращении с фотоаппаратом. Горшков тоже сидел в кабине, но только в третьем фаэтоне.

Сколько раз командир полка М.П. Дудинцев отбирал у разведчиков «организованный» ими транспорт – в зимнее время сани, летом – телеги, всякого рода повозки и даже автомобили. Проходит некоторое время, и разведчики снова катят на колёсах. И вот сейчас они не идут пешком, как все пехотинцы, а едут на трёх фаэтонах, «реквизированных» у одного богатого немецкого бауэра.

Лошади неторопливо бегут по узкой лесной дороге, то поднимаясь на взгорье, то спускаясь вниз по пологому склону. Фаэтоны натружено скрипят и покачиваются на рессорах. Все разведчики с автоматами наготове внимательно следят за дорогой. В лесу тихо. Не слышно не только стрельбы и разрывов снарядов, этих постоянных спутников войны, но и обычного шума человеческой деятельности. Всё тихо, спокойно, мирно, даже не верится, что мы на войне и приближаемся к большому городу и ни к какому-нибудь, а к самой столице фашистской Германии. Но такая тишина обычно бывает недолгой и обманчивой.