Рассказы разведчика

Эти два дня мы только и делали, что выезжали по первому зову срочно в указанное место, находили там американцев и всеми мерами вежливо и культурно вынуждали их вернуться к себе за Эльбу, а они тоже всеми правдами и неправдами старались уклониться от этого. У меня осталось от этих дней впечатление, что все американцы, которые проникали на нашу территорию, имели цель сделать какой-нибудь бизнес. Здесь, на Эльбе, я впервые услышал это слово, но тогда толком не понял его значения. 8 мая 1945 года я и Иван Прокопьев, по заданию начальника штаба полка, на американской моторной лодке переправились через Эльбу в американскую зону в город Арнобург, чтобы найти двух наших солдат, которые самовольно накануне вечером отправились в гости к американцам, и до сих пор не возвратились.

Солдат этих мы с трудом нашли в каком-то кафе-подвальчике в окружении веселых американцев, подвыпивших и агрессивных. С большим трудом мы уговорили их вернуться к себе в подразделение. Они не возражали против этого, но момент возвращения всячески оттягивали. В конце концов, мы взяли их под руки, вывели из подвальчика и привели на берег реки. В лодке они сразу заснули богатырским сном с храпом и посвистыванием.

В конце этого дня в Клитце объявился мой старый приятель Виктор Кирсанов. Вместе с ним мы объехали и осмотрели всю территорию порохового завода. Я рассказал ему о своих приключениях во время подземного прохода в тыл к фашистам. У Виктора был фотоаппарат, и он сделал много снимков. В моем семейном альбоме до сих пор сохранились некоторые из них.

На другой день рано утром я проснулся от страшного шума, топота и беспорядочной стрельбы. В комнате, где я спал с разведчиками, к моему ужасу никого не было. Я торопливо на босу ногу надел сапоги, схватил автомат и пулей вылетел на улицу, тревожась, что фашисты напали и захватили нас врасплох. Боже мой, что творилось на улицах Клитца! Сотни бойцов и офицеров ошалело без памяти бегали по мостовой, хватали друг друга, тискали в объятиях, грубо влепляли встречному и поперечному свои поцелуи, подбрасывали вверх пилотки и стреляли в воздух из всего, что попадалось под руку, кто из винтовок, кто из автомата, кто из маленького трофейного дамского пистолетика. Я остановился у ворот дома и непонимающе с открытыми от удивления глазами смотрел на эту дикую пляску и думал: «Неужели они все разом сошли с ума?» Но вот мимо меня, растопырив руки без ремня, но с пистолетом, пробежал знакомый мне офицер Леонид Зубов, который во все горло кричал: «Победа! Победа!».

И вдруг я все понял и нутром почувствовал, что сейчас происходит на улице. Не умом, не головой, не мозгами, а именно нутром, животом что ли. Потому что там внутри меня что-то всколыхнулось, зашевелилось, пришло в движение, голова закружилась, а в горле образовалась затычка, что я не в состоянии был ни дыхнуть, ни кашлянуть, ни даже поперхнуться. Грудь распирала нахлынувшая волна кипучей радости, которая просилась наружу. Я понял, что тоже начинаю сходить с ума и еще немного, и я окончательно рехнусь. Не помня себя, я заорал благим матом, выбежал на середину улицы и с геркулесовой силой стал трясти автомат над своей головой. Потом я взвел затвор и выпустил в воздух все 72 патрона автоматного диска. «Победа! Победа! Победа!» – орал я что было сил, обезумев от радости и опьянев от счастья.

Всё это происходило утром 9 мая 1945 года. Сейчас мы все знаем этот день и празднуем его как День Победы. А тогда в далёком 1945 году он наступил обычно, серо, и был бы ничем не примечательным днём, если б рано утром радио из Москвы не передало важное сообщение об окончании войны. В одно мгновение этот день превратился во всенародный праздник, и я уверен, что его будут помнить и праздновать во все века, пока будет жив хоть один русский человек, пока на свете будет существовать наше Российское государство.

В чувство меня привела острая боль в левой пятке. Я перестал, как шальной, бегать по улице и вспомнил, что обут на босую ногу, а в левом сапоге торчит маленький гвоздик, который я давно собирался загнуть или вытащить. Голой ногой я хорошо почувствовал его остроту. Прихрамывая на левую ногу, я побежал к себе, чтобы переобуться и захватить с собой запасной диск с патронами и снова включиться в бесшабашное празднование Победы.

Во дворе я столкнулся с Иваном Прокопьевым, Александром Хомяковым, Виталием Чеботарёвым и ещё с кем-то из разведчиков, которые с мрачными лицами осторожно волокли на плащ-палатке раненого, залитого кровью человека. Его лицо, руки, ноги были так обезображены, что я не мог его узнать, кто был этот человек, но нутром почувствовал, что это был разведчик.

– Кто? – выдавил я из себя это слово, глотая подступивший к горлу комок и не в силах проглотить его.

– Алеша Волокитин, – отрешенно ответил Иван, помогая разведчикам положить раненного на запряженную повозку.

– Алексей Волокитин! Алёша! В такой день! – говорил я и чувствовал, что говорю это я совсем ни к чему.