Рассказы серого ворона

Четвёртый год алабай охранял свою приёмную мать, никогда не оставлял табун и не отдалялся от него. Годом раньше вожак допустил более серьёзную ошибку, чем вести своих подопечных кормиться в места выпаса овец. Постоянно кочуя в поисках корма, табун ишаков набрёл на бахчу, здесь длинноухие пировали на славу. Гара тоже оценил великолепный вкус дынь – бахарманов. Вкус туркменских дынь запоминается надолго – через день вожак опять привёл сюда табун, гурманы доели остатки урожая и полностью уничтожили бахчу. Память у ишаков хорошая, на следующий год вожак привёл их в это же место, но теперь урожай охраняла собака. На границе территории сторожевой пёс пытался остановить налётчиков, злобно лая взахлёб, бегал из стороны в сторону, пытаясь остановить ишаков выдвинувшихся вперёд, но одно присутствие чёрного великана наводило на него страх. Хозяйский «азиат» не сближался с волкодавом ближе десяти – пятнадцати метров, голос охранника выдавал беспомощность и бессильную злобу. Уважая чужое право на территорию, Гара не пошёл к бахче, но решение принимал не он, а вожак. Волкодав ясно дал понять охраннику, что будет защищать упрямого ишака и весь табун.

Неожиданно Гара услышал негромкий сухой звук выстрела нарезной мелкокалиберной винтовки, и кто – то невидимый ткнул его в грудь. Совсем скоро звук повторился и, вскинув зад кверху, вожак с пулей в бедре кинулся прочь, уводя за собой ишаков. Гара с трудом успевал за табуном, затем всё медленней шел за ушедшими далеко вперёд ишаками, упал, и больше уже не поднялся.

Барон.

– Иди, вон там, посмотри, какой алабай, только близко к клетке не подходи.

Близко не подходи? Мне семь лет, год назад мне повезло играться с двухмесячным львёнком, которого я обожал, а его папа – лев не показался мне таким величественным, каким был этот белый алабай. Что лев? Неопрятный, заспанный, и ещё из пасти вонь мясного перегара. А здесь, в грязной вонючей клетке, царственно развалился короткошерстный собачий Геракл с великолепно развитой рельефной грубой мускулатурой, мощным черепом, широченной тупой мордой и таким же недружелюбным взглядом тёмных глаз, тяжёлым, как и его громадная голова. Царственного великолепия алабая не могли испортить рой чёрных, зелёных и серых мух, облепивших его голову, валявшиеся на полу остатки вонючих сырых говяжьих ног с копытами, испачканными навозом, куски рогатых говяжьих черепов со сгнившими остатками шкур, и грязная, измятая со всех сторон алюминиевая миска.

Сторож – туркмен предостерегающе погрозил пальцем: “Барон нехороши собака. До два год у немисов жил. Немисы Россия ушли, он умирал, неделя кушать не хотел. Потом принесли здесь собака – женщина, алабай стал кушать и не болел. Нехороши собака. Четыре год здесь никого не признаёт. Зимой сто килограмм весит”.

Тогда я не понимал азиатского значения слов “нехорошая собака”, да меня это и не интересовало.

Барон сел, потревожив пол сотни полных энергии чокнутых мух, шумно зевнул и смотрел на меня тяжёлым безразличным взглядом. Я его не интересовал, он и на мух так смотрел.

– На. Кушай.

Семилетний ребёнок просунул руку между прутьями клетки и поднёс к морде собаки кусок лепёшки.

Пёс не реагировал.

– Ну, на! Возьми!

Барон фамильярности не ожидал. Откинув голову назад, дальше от поднесённого к самой морде угощения, алабай осторожно взял лепёшку, и бросив хлеб на пол, лёг… нет, не лёг, а с грохотом свалился на дощатый пол.

Сторож бросил собаке окровавленную талячью ногу. Барон оценивающе, не спеша, оглядел говяжью конечность, взял её между передних лап, и с хрустящим треском перекусил. Зрители были в восхищении, не было заметно, чтобы волкодав применил всю силу, перекусывая деликатес.

– Какой хаш пропал – притворно проворчал дядя. Он еще не раз пожалеет о том, что показал мне эту собаку. На следующий день я просил, требовал, шантажировал и уговаривал отвезти меня к алабаю – гиганту. Еще через день взрослые сдались, – измором и крепости берут.

Прямо под прямыми лучами солнца, сидя на собственной тени, молодой мужчина шумно пил горячий чай на сорокаградусной жаре. Ветеринар был в центре внимания аудитории из нескольких человек, объясняя уже не в первый раз, что бешенство неизлечимо, что это очень опасно, а у этой собаки бешенство, его нужно пристрелить, через два – три дня алабай сдохнет, он должен убедиться, что Барон застрелен.

Близко подходить к собаке мне запретили и постарались посильнее напугать бешенством. Семилетний ребёнок не понимал, что такое вирус, бешенство я представлял себе как пьяного, буйного, дерущегося мужика, который крушит всё вокруг. Дядя что – то сказал старику, и тот понимающе кивнул. Я понял, дядя попросил сторожа присмотреть за мной. Сторож не позволил подойти к клетке ближе нескольких шагов: бешенство.

– Эта хороши дохтур. Книга училь, инистут училь. Умни чалавек. Корова знаит, баран, собака – висё знаит. Барон вичира сумащечи стал. Вода пить не можит. Плохо стал.