Рассказы сновидца

— Труд Вселенной — возводить города и дворцы. Но вовсе не для Человека. Что такое Человек? Он годен лишь на то, чтобы готовить города для меня. Творения его рук уродливы, а лучшие ткани грубы и слишком ярки. От него много шуму и мало толку. Он просто защищает меня от моего врага ветра, а я украшаю города, драпируя острые углы изысканными тканями, я один. Чтобы выстроить город, нужно от десяти до ста лет, еще пять или шесть веков его готовят для меня, а после я поселяюсь в нем и принимаюсь его украшать. Нет ничего прекраснее дворцов и городов: они тихи и этим напоминают звезды. Сначала в городах довольно шумно, там отвратительные прямые линии и грубые ткани, но вот приходит время для меня и моей работы, и города стихают и преображаются. Тогда я принимаю у себя во дворце царицу-ночь и потчую ее драгоценным прахом. Шлейф ее платья соткан из тишины, чело венчает звездная корона. В городе, где я поселился, дремлет старый одинокий страж. Его господа давно умерли, а у него нет сил прогнать тишину, заполнившую улицы. Завтра я пойду посмотреть, стоит ли он еще на посту. Для меня были построены Вавилон и скалистый Тир, и люди продолжают строить города! Труд Вселенной — возводить города, которые в конечном счете достаются мне.

ОСУЖДЕНИЕ ТРАВИАТЫ

Выскользнув незаметно из дальних таинственных стран, на парижские улицы опустился вечер; все дневное сжалось, укрылось во тьме, прекрасный город вдруг странно преобразился, и в душах людских тоже произошла перемена. Среди огней и музыки, в молчании и мраке возникала иная жизнь, жизнь, которой ведома лишь ночь; из домов крадучись вышли серые и черные кошки, неслышно двинулись в тишину; на окутанных сумраком улицах замелькали неясные тени. В этот час в убогом переулке возле Мулен-Руж умерла Травиата; умерла не в отмеренный Богом человеку срок — нет, она навлекла на себя смерть грехами своими. Но душа ее слепо блуждала по улицам, где прежде грешила Травиата, пока не натолкнулась на стену Собора Парижской Богоматери. Оттуда душа ринулась ввысь, как взлетающая над приморским утесом водяная пыль, и устремилась в Рай, где ее ожидал Суд Божий. В мечтательном полусне я посмотрел на небо, и мне почудилось, что как только Травиата предстала перед неоглядным Судом, с дальних Райских холмов понеслись облака и, собираясь над главою Божией, образовали большую черную тучу; быстро бежали облака, словно ночные тени, если раскачивать во тьме фонарь; их наплывало все больше и больше, еще и еще, но, хотя число их росло, туча над самой главой Божией не ширилась, а лишь чернела. И нимбы над головами святых опускались все ниже, сужались и бледнели, хор серафимов звучал неувереннее и глуше, а блаженные внезапно прекратили свои беседы. И омрачился лик Господа, и тогда серафимы отвернулись и оставили Его, а за ними и святые. И изрек Господь повеление Свое, и по Его повелению медленно восстали сквозь облака, ковром устилающие Рай, семь огромных ангелов, и жалость была на их ликах, а глаза их были закрыты. И тогда свершил Господь суд свой, и померк Райский свет, и прозрачные лазурные окна, а также окна алые и изумрудные, глядящие на мир, потемнели, стали бесцветными, и я ничего больше не мог видеть. И тогда вышли из небесных врат семь огромных ангелов и обратили лики свои к Аду; четверо несли с собой юную душу Травиаты, один же ангел шел впереди, а еще один позади всех. Могучим шагом прошли эти шестеро долгий, покрытый пылью Путь Проклятых. Но все это время летел над ними седьмой ангел, и в перьях на его груди отражались отблески адского пламени, а от шестерых застилала его пыль той страшной дороги.

И вдруг семеро ангелов, направлявшихся к Преисподней, отверзли уста свои.