Рассказы сновидца

Я узнал, кто встретит их дома и где будут эти встречи, — одни в долине Акроктианских холмов, куда поднимается дорога от Янна, другие — в воротах одного из городов, иные же — у домашнего очага. И я подумал об опасности, что подстерегала нас всех близ Педондариса, опасности, которая, как оказалось, была так реальна.

Подумал я также о бодрой песни рулевого в холодной и одинокой ночи и о том, как держит он наши жизни в своих заботливых руках. В этот самый момент рулевой перестал петь, и я поднял глаза к небу и увидел бледный свет, и одинокая ночь миновала; и рассвет набирал силу, и матросы проснулись.

Скоро мы увидели волну Моря, решительно вступающего в границы Янна, и Янн податливо тек в его сторону, и после непродолжительной схватки Янн и воды его были отброшены назад к северу, а матросам пришлось поднять паруса, и, влекомые попутным ветром, мы продолжили путь вперед.

И проплыли мы мимо Гондоры, Нарла и Наца. И видели незабвенный священный Голнуц и слышали молитвы странников.

Проснувшись после полуденного отдыха, мы увидели, что приближаемся к Нену, последнему из городов на реке Янн. Джунгли снова окружили нас вместе с Неном; но великий Млун возвышался над всеми окрестностями и взирал на город поверх джунглей.

Здесь бросили якорь, и мы с капитаном поднялись в город и узнали, что в Нен пришли кочевники.

Кочевники были таинственным смуглым племенем, которое раз в семь лет спускается с вершин Млуна, преодолев перевал по пути из фантастической земли, что за горами. И люди Нена высыпали из домов и, раскрыв рты, толпились на улицах. Ведь мужчины и женщины из племени кочевников заполонили весь город. Одни исполняли удивительные пляски, которым научились у пустынного ветра, извиваясь и кружась все быстрее и быстрее, пока движения не становились неуловимы для глаза. Другие играли на инструментах прекрасные мелодии, жалобные и полные ужаса, — их души узнали эти мелодии от пустыни, где их настигла ночь, той неведомой пустыни, откуда кочевники пришли.

Ни один из их инструментов не был известен в Нене, да и во всех селениях вдоль Янна; и даже бивни, из которых были изготовлены некоторые инструменты, принадлежали неизвестным в поречье животным, заколотым в горах. И на неведомом языке пели они песни, родственные тайнам ночи и беспричинному страху, посещающему нас в темных местах.

Все местные собаки злобно ворчали на них. А кочевники рассказывали друг другу страшные истории, и хотя жители Нена ничего не смыслили в их языке, все же на лицах слушателей можно было прочитать страх, а в широко раскрытых глазах — тот же ужас, что расширяет глаза мелкой твари, схваченной ястребом. Тогда рассказчик смеялся и останавливал свой рассказ, и другой начинал свою историю, а губы первого дрожали от страха. И случись смертельно ядовитой змее предстать перед кочевниками, они бы приветствовали ее как сестру, и сама змея ответила бы им тем же, прежде чем убраться восвояси. Однажды самая жестокая и опасная из тропических змей, гигантская лифра, выползла из джунглей и прошествовала по улице, по главной улице Нена, и никто из кочевников не отшатнулся от нее, — они торжественно били в барабаны, словно встречали почетнейшую гостью; и змея проползла поблизости и никого не ужалила.

Даже дети кочевников умели делать удивительные вещи. Когда кто-нибудь из них сталкивался с ребенком из Нена, они молча изучали друг друга серьезным взглядом, а потом маленький кочевник медленно доставал из тюрбана живую рыбу или змею. А дети из города не могли ответить ничем подобным.

Очень хотелось мне остаться и послушать их гимн — приветствие ночи, которому вторили волки на вершинах Млуна, но пришло время снова сниматься с якоря, чтобы капитан мог вернуться от Бар-Вул-Янна на волне прилива. Потому мы вернулись на борт и продолжили путь вниз по Янну. И мы с капитаном разговаривали мало, ибо думали о предстоящей долгой разлуке, и молча любовались великолепием закатного солнца. Солнце было багряно-золотое, но джунгли покрывал низко стелющийся легкий туман, и в него вливались струйки дыма затерявшихся там городков и соединялись в одной дымке, которая становилась пурпурной и освещалась солнцем, как освящаются мысли людей о великом и священном. Временами столб дыма из какой-нибудь трубы возвышался над дымом всего городка и сверкал в солнечном свете.

И вот, когда лучи солнца стали падать почти горизонтально, показалось то, чего я ждал, — от гор по обоим берегам в реку выступили две скалы розового мрамора, сверкая в свете заходящего солнца.

Почти гладкие, огромной высоты, они близко сходились. Кувыркаясь, Янн бежал между ними и выходил в море.

Это были Бар-Вул-Янн, Врата Янна. Вдалеке через щель между скалами я видел небесно-лазурное море, где скользили, поблескивая на солнце, рыбацкие лодчонки.