Рассказы старого лешего

В Форос в гости к Ушковым приехал Гиляровский с дочкой Машей. Гиляровского, или «дядю Гиляя», знала вся Москва. Он славился своей невероятной подвижностью репортера, и, как, смеясь, говорили, дядя Гиляй поспевал на место происшествия раньше, чем происшествие совершалось. Он славился еще своей силой и невероятными приключениями. И он, и дочка Маша писали стихи и были необычайно милыми и приветливыми людьми. По случаю их приезда было решено поехать в пещеры на Черную речку — в гости к писателю Елпатьевскому.

Подали коляску, запряженную четверкой рослых коней. Маргарита Эдуардовна Ушкова и Гиляровский сели, я с Машей сел напротив, и коляска покатила вверх по вьющейся дороге — на перевал к Байдарским воротам. Так началась экспедиция в пещеры у Черной речки. Вот и перевал. Вот и Байдарская долина. Мы катим вниз, подложив под колеса тормоза. Байдарская долина перед нами. Широкая, вся в садах, пестреющая каменными татарскими домиками. На фруктовых деревьях, как птичьи гнезда, висят кусты омелы. Лошади резво бегут по ровной дороге. Мы болтаем всякую чепуху и пугаем друг друга всякими ужасами, которые нас ждут в пещере.

Переехали вброд Черную речку, и вот уже домик писателя Елпатьевского. Супруги Елпатьевские радушно встречают нас и после приветствий и чая ведут к пещере. Молодой татарин-проводник подводит нас к «входу» — что-то вроде лисьей норы, которая круто спускается вниз. Все смущенно переглядываются, а Гиляровский смеется, что нам нужно превратиться в барсуков. Все же мы ныряем в эту дыру, спускаемся, скользим по сырой глине, куда-то бредем со свечками то вверх, то вниз по скользким камням, хватаясь за мокрые стены, цепляемся за какие-то вбитые в трещины колья, карабкаемся по скользким скалам над чернеющими под нами весьма подозрительными пропастями. В одном месте пришлось протискиваться на животе в узкую щель, где довольно полненькая м-м Елпатьевская застряла. Общими усилиями кое-как под хохот и остроты ее все же протащили, и наконец мы попали в громадную пещеру, стены которой покрыты толстыми колоннами сталактитов и сталагмитов. В середине большое озеро, а потолок с готическим сводом утопал во мраке. Писатель стал снимать при свете магния. В пещере хороший свежий воздух, и говорят, что был случай, когда собака, вбежав в пещеру у Черной речки, выбежала на южном берегу Черного моря.

В конце концов мы выбрались на свет Божий, все грязные, усталые, и как же нам понравился этот Божий свет! Как легко мы вздохнули и как нам показалось светло, хотя уже наступил вечер. Все пошли чиститься, умываться и есть раков из Черной речки. Потом Елпатьевские повели нас недалеко в цыганский лагерь. Цыгане, получив хорошую подачку, угостили нас дикими плясками и песнями. Девочка лет десяти лихо плясала с выкриками и взвизгиваниями и, как истая цыганка, трясла худенькими плечиками. Цыган, подплясывая, бил по гитаре и дергал за цепь медведя. Медведь ревел и тоже плясал, а кругом нависли горы, и в темноте, освещенные кострами, розовели цыганские кибитки, фыркали лошади, и Черная речка, пенясь, гремела камнями. Незабываемая картина!

1905 ГОД

Вот я опять в Крыму в Форосе. Опять я в кругу милых, приветливых людей. Опять я пишу своих любимых лошадок. Теперь я начал большую картину — табун рысистых маток. На ней, к моему огорчению, я должен был, исполняя желание заказчика, изобразить табун в пейзаже южного берега Крыма. Это, конечно, нелепо. Но это так было на самом деле. Григорий Константинович Ушков перевел свой конский завод из подмосковного имения, которое он продал, в Форос, на южный берег. Странно смотреть на рысистых лошадей на фоне Крымских гор. Я старался на картине горы отодвинуть подальше, а склоны, где пасутся лошади, сделать отложе.

Где теперь эта картина — я не знаю. В Форосе новый управляющий. Это совсем молодой человек, только что окончивший Сельскохозяйственную академию в Москве. Он украинец — типичный хохол с висячими усами и глазами с хитрецой. В его семье я познакомился с дивной женщиной, с женщиной кристальной души и громадного таланта — с Бекман-Щербиной. Это удивительная женщина, всегда приветливая, веселая, она великолепно играла на рояле, и ее слушать было истинное наслаждение. Как-то, шутя, она легла животом на крышку рояля и играла вниз головой.

ФОРОС

Наверху — гора Яйла. Перевал Байдарские ворота. Внизу берег и синее море. Над перевалом парит орел, над морем хохочут чайки. А между морем и перевалом имение Ушакова — Форос. Дворец в стиле ренессанс и громадная терраса. Вокруг террасы — каменная балюстрада. На широких перилах стоит круглая клетка. На клетке — серый попка Жако. Он великий мудрец и философ. Сидя на одной лапке и держа в другой редиску, он задумается и грустно скажет: «О темпора, о морес!» Но бывает, что он дурачится как мальчишка. «Флера, Флера!» — кричит он голосом Григория Константиновича. Датский дог Флера бежит на зов. Никого нет, Флера в недоумении. Где же хозяин? Хозяина нет. Попка доволен и уже весело кричит: «Сплю, сплю», точно подражая голосу совки-сплюшки.