Рассказы. Том 4. Фатализм

Вот как он потерял чувство времени. Кроме того, его накрыла лихорадка. Должно быть, он несколько дней провалялся, сжигаемый болезнью на заброшенном дворе фермы. Как ему удавалось качать воду и ухаживать за собой, он не знал. Он был слаб, когда пришел в себя, но не настолько, чтобы не помнить о мерах предосторожности. Он держал свет выключенным и никогда не показывался, а его уши напряженно прислушивались к шуму машин, проезжающих по дороге. Когда однажды днем подъехали грузовики, он спрятался на чердаке. Они никогда не беспокоили его в течение всех тех часов, что он лежал там. Он знал, что в доме что-то было, потому что задняя лестница была расколота, а пол в коридоре покрывало масло.

Но после всего у него случился какой-то рецидив, который длился неделями. Физически с ним все было в порядке — он убивал и ел кур, а по ночам умудрялся выбраться наружу, чтобы поливать огород, но он никак не мог собраться с мыслями. Иногда ему казалось, что он снова в редакции, и он просыпался среди ночи, думая, что слышит крики Эйвери. Потом он снова засыпал, чтобы содрогаться во сне. Все эти недели он не выходил из дома.

По какой-то причине любопытство оставило его. Он не искал соседей и даже не пытался выяснить, что стало с жильцами дома.

Какой в этом был смысл? Во всяком случае, он знал ответ…

Настала ранняя осень, когда он наконец взял себя в руки. Он мог бы снова взглянуть фактам в лицо и подумать о будущем.

Именно тогда он решил тайком вернуться в город. Много недель назад он заметил полное отсутствие движения — как на дороге, так и в небе. Ни машин, ни самолетов — ничего не катилось, не летало и не ползло. Возможно, что-то случилось; возможно, машины вышли из строя. Прошедшие грозы и дожди могли вызвать ржавчину. А поскольку машины не могли починить себя сами, заправиться топливом или маслом — во всяком случае, он должен был это выяснить. Возможно, остались и другие люди.

Конечно, должны быть и другие. Их тоже должно быть много — мужчин и женщин, которым повезло так, как и ему. Поэтому Шелдон вернулся.

Это было медленное путешествие по пустынной дороге. Он брел вперед, одинокая и немного нелепая фигура в синей джинсовой одежде, которую нашел в шкафу фермерского дома.

Он нес рюкзак для припасов. Возможно, ему придется вернуться на ферму, а если так, то ему нужно будет взять спички, свечи, дополнительный нож, немного клея, бечевку — он составил список, чувствуя себя Робинзоном Крузо.

Шелдон тащился мимо взорванных автозаправочных станций, разбитых придорожных ларьков, фермерских домов с зияющими окнами, загородных коттеджей с распахнутыми дверями. Ветер и дождь изуродовали поверхность рекламных щитов и придорожных плакатов. Телеграфные столбы были покорежены, как будто на них обрушился циклон, а электрические провода болтались на октябрьском ветру. Никого. Шелдон даже не видел птиц. Поля выглядели странно без пасущегося скота. Теперь в кошмаре наяву — ужас одиночества. На самом деле это не поразило его, пока он не увидел горизонт города — странно бездымный горизонт. И тут он понял. Тогда одиночество действительно охватило его в первый раз.

Он смотрел вниз на мили пустых, безмолвных улиц. Гул и гудение транспорта, грохот метро и наземного транспорта, рев поездов, гул самолетов, гудение буксирного гудка и заводской сирены, лязг полицейской машины и карет скорой помощи — все ушло, исчезло. Навеки затихли грохот клепальных машин, рокот динамо-машин и моторов, лязг шестеренок и поршней. Но больше всего Шелдон скучал по тихим звукам, человеческим, которые составляли самое сердцебиение, жизненную пульсацию городского гула. Свист полицейского, стук каблуков стенографистки, плач ребенка в соседней квартире, хриплая шутка, сорвавшаяся с губ погонщика, хохот школьного двора, песня разносчика — да, и грохот кастрюль на дымящейся плите, топот ног по лестницам, обрывки песен в дверях таверны — все это исчезло.

Ни дыма, ни шума, ни света, ни движения. Никакой жизни — и Шелдон остался в одиночестве на всю жизнь. Он медленно двинулся к пустынному мосту. Пересекать его было почти бессмысленно. Он знал, что найдет там. Улицы заполняли скелеты — скелеты людей, и остовы машин. Ржавые обломки, заглохшие или разбитые, застывшие прямо на проезжей части.

Разбитые самолеты. Обломки уличных машин и автобусов. А в зданиях — пыльные железные фрагменты двигателей и заводского оборудования. Гнилые проволочные внутренности рассыпались по полу. Разрезанные артерии кабелей и проводов.

Вид города подтвердил догадку Шелдона. Машины уничтожили людей, а затем и сами погибли. Как и говорил Крейн, они не могли выжить без присмотра.

В сознании Шелдона возникла зияющая перспектива. И что теперь? А что, если он остался один? Единственный живой человек? Живой в мертвом мире. Живой на земле, ставшей гигантской гробницей. Он снова посмотрел на город за мостом.