Рассказы. Том 4. Фатализм

Каждую субботу вечером нужно было купать его. На третьей неделе мне выпала довольно неприятная обязанность побрить его, но в целом я справился превосходно. В полнолуние я позвонил в город и заказал пару мотоциклетных очков. Они сидели на его глазах лучше, чем обычные темные очки, и он пережил трудные дни с минимальным воем.

Система Маргейта, казалось, хорошо контролировала его ликантропические инстинкты. Через несколько недель в доме мистера Маргейта все было в порядке. Моя работа в его кабинете подошла к концу. Он смог работать над книгой с хорошо упорядоченными источниками. Я редко видел его в те дни — он проводил большую часть своего времени, делая новые заметки.

Рассказ Джори сразу же привлек его внимание. Джори был довольно глуп и неграмотен, поэтому было трудно извлечь из него связную информацию. Но Маргейт не сдавался. Мое первое ощущение необычности его гостей почти полностью рассеялось.

Благодаря постоянному общению человек может приспособиться почти ко всему. Меня больше не шокировало, когда Джори на моих глазах принимал свой волчий облик.

Зрелище мистера Симпкинса, храпящего в своем погребальном гробу, тоже не тревожило меня. Приглушенный голос Миртл из-за ствола дерева стал таким же естественным явлением, как шелест ветвей вязов. Гериманкс вообще не беспокоил меня. Он шил новую форму для соревнований, героически хвастался своими гоночными способностями и в последнее время был поглощен системой упражнений по физической культуре, которые выписывал журналами по почте. Возможно, изоляция приучила меня к необычному. Мои обязанности были легки, еда превосходна, и часы проходили быстро. Кроме того, там была Трина. Я в два счета вытащил ее из бочки.

На второй неделе я начал копать бассейн. Я работал один, но регулярно и с устойчивым ритмом, который установил для себя.

Спустя неделю я уложил бетон. На пятой неделе работ бассейн был завершен. Трина, конечно, не знала. Я спланировал это как сюрприз для нее, с разрешения Маргейта. Когда я вынес ее из подвала, она подумала, что я тайком протащил ее в солевую ванну — частая моя практика, в чем я вполне мог бы признаться.

В конце концов, мы с Триной очень подружились. У меня достаточно широкий кругозор, чтобы не обращать внимания на такие мелочи, как эти изумрудные волосы. В тот день я взял ее с собой и понес к бассейну.

Сначала она не могла говорить.

— Ооооо! — взвизгнула она. Я нежно бросил ее в воду. Она весело плескалась. Через мгновение она подплыла и обняла меня за шею.

— Это замечательно! — прошептала она и поцеловала меня. Это было в первый раз, но не в последний. Мне он показался очень милым. Поцелуй русалки влажный и немного соленый, но очень волнующий.

В центре бассейна я соорудил небольшую каменную насыпь.

Она грелась на солнце, как Лорелея, ее бледные кудри мерцали в свете дня, а блестящая чешуя мерцала на фоне воды. Ее длинные, тонкие пальцы манили меня. Я вошел в дом и одолжил пару плавок у Маргейта, чтобы присоединиться к ней.

После этого время прошло очень стремительно. Я провел с ней несколько часов на скалах. Какое-то время мы плавали, и Трина пела мне старые бретонские морские баллады с пикантным фламандским акцентом. Некоторые из них были слегка похабными, полагаю, хотя не очень хорошо понимаю по-французски. Впервые в жизни с тех пор, как попала в сети капитана Холлиса, Трина была счастлива.

— Я была как рыба, вытащенная из воды, — призналась она мне. — Это все равно что вернуться домой. Вот если бы у меня было хоть несколько матросов…

Я быстро положил конец этому разговору. Ее слабость к морякам была поистине прискорбной. Но русалки, наверное, все такие. Мои самые теплые воспоминания — это купания в лунном свете. Она и я в мире серебряной воды, скользящей под луной. А потом мы сидели на краю бассейна, жарили хот-доги или зефир на маленьком огне. Это было прекрасно, до определенного момента. Затем наступил хорошо запомнившийся день. Это было на седьмой неделе.

Маргейт встретил меня за завтраком с озабоченным видом.

— В чем дело? Все еще застрял на мемуарах Джори?

Я спросил:

— Ты про часть об отношении лунного цветка к антропоморфизму?

— Нет, дело не в этом, — ответил мистер Маргейт. Он провел рукой по щетинистым седым волосам. — Речь о капитане Холлисе и Дэйве. Они опаздывают почти на две недели. Ни слова, ни телеграммы.

— Это война, — утешил я его.

— Возможно. Но они выполняют опасное поручение.

Маргейт уже не в первый раз говорил мне об этом. Он постоянно намекал, но никогда не раскрывал суть их миссии.

— Я бы хотел знать больше, — сказал я. — Может быть, я могу помочь.

— Тут ничем не поможешь, — ответил он. — Может быть, я просто дурак, что все это спланировал. Что хорошего будет, если они добьются успеха? Я не могу видеть или слышать самое важное.

Приходится делать записи из вторых рук.

Я никак не мог понять, в чем тут дело.