Рассказы затонувших кораблей

Нация постепенно входила во вкус мирной жизни. Боевой дух всегда можно было реализовать в политических баталиях, в которых сражались две партии — «колпаки» и «шляпы», — подпитываемые взятками из Парижа и Петербурга. Новое законодательство существенно ограничивало королевскую власть: народ подстраховался от появления очередного Карла XII. Такая ситуация более или менее устраивала всех, кроме одного человека. Им был король Густав III. Он мечтал о славе, подвигах и всеобщем восхищении. Он сравнивал себя с основателем шведского государства Густавом Вазой, Густавом II Адольфом — «шведским львом», покорившим пол-Европы, — и королем-героем Карлом XII. Все они отличились в войнах. Но как мог войти в историю несчастный монарх, которому закон запрещал любые героические инициативы, в том числе даже ведение наступательной войны? Годы уходили, соседи, как назло, проявляли редкое миролюбие, и жизнь могла пройти приятно, но незначительно, за написанием опер, зарубежными путешествиями и балами.

Линейный корабль «Хедвиг Элисабет Шарлотта» ушел на дно с единственной 32-х фунтовой пушкой. Всю остальную артиллерию русские моряки успели снять накануне гибели корабля. В наше время пушку поднимали дважды, но каждый раз она обрывала тросы и снова падала на глубину. Лишь эта, третья попытка увенчалась успехом.

Все изменилось в 1772 году: король совершил бескровный переворот. Хотя ведение наступательной войны по-прежнему разрешалось лишь с согласия сословий, это условие было жалким остатком прежних пут, сковывавших Густава. Отныне он мог сам выстраивать свою героическую биографию. Ее соавторами предлагалось стать узкому кругу доверенных приближенных. Страна до поры могла спать и видеть мирные сны.

Удар следовало нанести по союзной цепочке Россия-Дания, разбив ее. Так родился первый военный план. Швеции следовало заручиться нейтралитетом Петербурга и ударить по Дании. Корабельный десант должен был высадиться в Копенгагене и захватить датскую столицу. Спасшемуся бегством датскому королю в такой ситуации ничего бы не оставалось, как только просить мира и отдать Густаву принадлежавшую Дании Норвегию. Запрет на развязывание наступательной войны всегда можно было обойти. Густав собирался направить в Эресунн фрегат, который должен был вступить в конфликт с датской таможней. Все предполагалось представить как датскую провокацию.

Густав и Екатерина

Но войти в историю за счет Дании Густаву помешала русская императрица. На встрече в приграничном Фредриксхамне, состоявшейся в 1782 году по инициативе Густава, Екатерина II отказалась заключать какое-либо соглашение за спиной дружественной Дании. Король покинул тайные переговоры разочарованным и лично уязвленным. Густав глубоко уважал российскую императрицу, называя ее «Северной Семирамидой». Он рассчитывал покорить ее своим обаянием и завязать личную дружбу. Ведь так уже случилось однажды, во время юношеского пребывания Густава во Франции. Тогда французский королевский двор был покорен изящным и умным кронпринцем из далекой северной страны, и союз Франции со Швецией укрепился. Но русская императрица, при всей своей любви к мужчинам, оказалась холодна к чарам «шведского кузена». Два монарха встречались дважды — в 1777 году в Петербурге и пять лет спустя во Фредриксхамне — и каждый раз Густав вызывал у нее скрытую антипатию. Это был располневший человек с плохими зубами, который никак не мог выйти из образа самовлюбленного красавца-юноши. Перед встречей во Фредриксхамне Густав проводил смотр войск и, упав с лошади, сломал руку. Однако, даже представ перед императрицей в облике мужественного полководца, с рукой на перевязи, он добился лишь обратного эффекта. Екатерина язвительно заметила, что свои самые счастливые минуты шведский король переживает, красуясь перед зеркалом, а что касается травмы, то, как писала она Потемкину, «Александр Македонский старался не падать с лошади на глазах у своего войска».

Вся встреча была, по ее мнению, пустой тратой времени.

Но для Густава она оказалась решающей. Отныне он стремился наказать «Северную Семирамиду». Его путь в историю должен был пролегать не через Копенгаген, а через Петербург.

Оставалось лишь ждать подходящего момента.