Однажды я зашел в высокую с коническим верхом башню, слепленную из глины. Это был яхтанг, башня для хранения снега.
Верх башни обрушился и засыпал середину пола. Возле стены, притененной глиняной насыпью, лежал клубок разноцветных веревок. Приглядевшись, я вдруг понял, что это не просто клубок, а клубок змей, в котором оказалось шестнадцать эф! Долго пришлось распутывать его, потом — «доить».
Но такая удача была редкой.
На территории древнего Мерва мне попадались только эфы и не было ни одной кобры или гюрзы. Волей-неволей пришлось искать новые места для своего промысла. На санитарной станции мне посоветовали побывать на Джаре — старом овраге, куда во время паводка сбрасываются воды Мургаба. Берега Джара зарастают гребенщиком, черным саксаулом, камышом. В этих зарослях мне встречались кулики, сине-розовые зимородки, белогрудые чеканы, белые и серые цапли, скопа, ярко-желтые овсянки и дикие голуби. Над темными омутами вились крачки и чегравы, ловко хватавшие в воде зазевавшуюся рыбешку.
Много птиц гнездится на береговых обрывах Джара. Здесь обитают целые колонии ласточек-береговушек, поедающих комаров, мух, кузнечиков, летающих термитов. По соседству с ласточками живет каменный воробей. Шумно и весело тут, когда выводятся птенцы, особенно когда они немного оперятся. Подобравшись к выходу из гнезда и высунув голову наружу, птенцы ждут возвращения своих родителей. Завидев их еще издали, птенцы подымают такой крик, такой писк…
Бродя как-то по берегу Джара, я неожиданно набрел на человека, сидевшего над небольшим озерцом. Осененный высоким тростником человек удил рыбу. Услышав мои шаги, он повернул ко мне красное, словно ошпаренное лицо с рыжей бородой.
— Чего стоишь, приятель? Присаживайся, отдохни, — пригласил меня рыбак.
Я действительно чувствовал усталость и с удовольствием принял его приглашение. Сбросив рюкзак, лямки которого до боли врезались в мои плечи, я спрятал его под куст гребенчука, чтобы сохранить от жары отловленную живность.
— Откуда и куда держишь путь? — закидывая удочку, спросил меня Павел Иванович — так звали рыболова.
Я сказал.
Павел Иванович пристально поглядел на меня голубыми глазами, над которыми нависли рыжеватые, цвета сухого камыша брови, и улыбнулся доброй располагающей улыбкой.
— За змеями, говоришь, охотишься? Славная у тебя работенка! — сказал он, и в голосе его я уловил сочувствие. — Каждый день вижу этих тварей. Ох, и боюсь же я их, треклятых, — того и гляди какая-нибудь цапнет! Как же это ты не боишься их?
— Привык.
— Привык, говоришь? — с недоверием посмотрел на меня Павел Иванович и покачал головой: — И к чему только человек не привыкает!
Потом он достал кисет. И, не спуская глаз с поплавка, оторвал от газеты клочок бумаги на закрутку, набил ее махоркой и только было чиркнул спичкой, как поплавок медленно скрылся под водой.
— Тащи скорей! — крикнул я и первым ухватился за удилище. С усилием вытащили мы пружинистую леску, а вместе с нею и хорошего сазана.
Солнце подвигалось к закату, когда мы собрались уходить. Вытащив из воды мешок с уловом, Павел Иванович пригласил меня на свежую уху. Жил он на железнодорожном разъезде, в нескольких километрах от того места, где рыбачил.
Еще засветло мы добрались до его дома.
Павел Иванович и его жена (жили они вдвоем), люди еще не старые, были полным контрастом друг другу. Павел Иванович был невысок, коренаст, рыжеволос. В разговоры вступал неохотно. Жена, напротив, была высока и еще не утратила красоты своей молодости. Годы почти не тронули ее черных волос и не погасили живого блеска в черных приветливых глазах. Готовя на ужин уху и прочую снедь, она находила время рассказать о своем житье-бытье, о рыболовных приключениях Павла Ивановича, задавая массу вопросов, касающихся буквально всего на свете.
В честь нашего знакомства хозяйка угостила нас водкой, которая значительно оживила нашу беседу.
Оказалось, что Павел Иванович вовсе и не рыболов, а инструктор по борьбе с малярийным комаром в русле Джара. Наряду с химическими средствами, он успешно применял биологический метод — мелкую рыбешку гамбузию, завезенную откуда-то из-за границы. Доставили ее самолетом. Далекое путешествие перенесли не больше двухсот гамбузий. А было их несколько тысяч. Потом гамбузия прижилась и была перенесена во многие водоемы Средней Азии. Несмотря на свои малые размеры, эта рыбешка на редкость прожорлива. За одну минуту она может уничтожить до 90 комариных личинок. Водоем, где поселяется гамбузия, вскоре становится чистым, свободным от мелких обитателей. Она поедает личинки стрекоз, пиявок, икру рыб, улиток. Удивительно также и то, что гамбузия быстро плодится, давая за лето до семи нерестов, причем в каждом из них — по 180—200 живых мальков.
За ужином Павел Иванович сообщил, между прочим, что недалеко от железной дороги, среди хлопковых полей, есть заброшенный сад, куда колхозники боятся ходить, утверждая, будто в этом саду водятся какие-то диковинные змеи с большими ушами, говорящие человеческим языком.