Рассказывая сказки

Днем раньше они переселили Мэттью в его собственную спальню. Джеймс приготовил ее, когда она забеременела. Ради любви он даже согласился на цвета, которые она выбрала и которые были совсем не в его вкусе. Под ее руководством он покрасил старые обои в желтый и прикрепил бордюр, на котором были изображены волны, лодки и рыбки. С потолка свисал мобиль из серебряных звездочек. Она остановилась у приоткрытой двери и заглянула внутрь. Ребенок лежал в кроватке на спине, раскинув руки, спокойный и мягкий, как тряпичная игрушка.

Как она и думала, Джеймс уже спал. Она посмотрела на него, пытаясь воссоздать то возбуждение, которое ощутила, когда прикасалась к нему вечером, но оно исчезло. Он не пошевелился, когда она стала ходить по комнате. Она начала раздеваться, но чувствовала себя слишком беспокойно, чтобы уснуть. Прошла босиком по деревянным половицам, покрытым морилкой и лаком, прикосновение к которым всегда напоминало ей об уроках физкультуры в школьном спортзале. Одна учительница увлекалась современным танцем, и они, одевшись в черные трико, прыгали и извивались по залу под странную электронную музыку. Эбигейл считала эти упражнения нелепыми и не скрывала своих чувств. Эмма тогда разрывалась. Она втайне наслаждалась свободой движений, испытывая тот же восторг, как когда бежишь по песку к морю. Но из-за Эбигейл ей тоже приходилось язвить.

В одном Крис был прав. После смерти Эбигейл школа стала более сносной. До летних каникул в первой половине зимней четверти ее знали только как подружку Эбигейл

. Потом она сама стала объектом внимания: ученики любопытствовали о ходе расследования, учителя сочувствовали. От их внимания она расцвела.

Когда она обнаружила в себе способность к языкам? Осенью? Они переводили небольшой текст с немецкого на английский, и когда очередь дошла до нее, она оттарабанила свой вариант, сразу же поняв, что имел в виду автор.

– Очень хорошо, Эмма, – механически произнес учитель. После смерти Эбигейл Эмму часто хвалили, словно в качестве компенсации за тот шок, что она испытала, обнаружив задушенное тело. Потом учитель замешкался и с удивлением повторил, уже отдавая себе отчет в словах: – Действительно очень хорошо.

Так языки стали ее фишкой. Она получила пятерки по французскому и немецкому, потом выбрала испанский в качестве дополнительного выпускного экзамена, затем русский в университете. Она не была гением – еле наскребла на четверку. Но это было больше, чем ее учителя могли надеяться, когда ей было пятнадцать. Родители тоже удивлялись ее успеху, хоть и пытались не демонстрировать. Чем она могла его объяснить? Просто голосами других людей говорить намного проще. Удобнее.

Разве они могли это понять?

Так она познакомилась с Джеймсом. После университета она получила работу в небольшой судоходной компании с офисом в Халле. Почему она вернулась? Проведя три года в Эксетере и год во Франкфурте, она почувствовала себя свободной от влияния Роберта и Мэри. Она могла найти работу в любом месте страны, даже мира. Но практически неосознанно она снова очутилась здесь. Конечно, в какой-то мере она ощущала ответственность за мать. Она не представляла себе, каково было Мэри остаться там вдвоем с Робертом в этом огромном пугающем доме. Даже сейчас брак ее родителей оставался для нее загадкой. Что такого было в Роберте, что вдохновляло на такую преданность? Причем не только ее мать, но и всех женщин в приходе. Однако это была не единственная причина ее возвращения. Все то время, пока она была в разъездах, ее не оставляло чувство страха. Страха перед незнакомыми местами, суетливыми городами, перед людьми, которых она не знала. Страха перед неожиданным. Возможно, это было последствием того, что она обнаружила тело Эбигейл. Она боялась столкнуться с новым кошмаром. Знала, что в одиночку не справится. Дома были родители, которые хоть и доводили ее до белого каления, но могли ее поддержать, как это было в первый раз.

В офисе в Халле была кое-какая работа, связанная с переводами, но она чувствовала, что уровень языков у нее ослаб из-за нехватки практики. Когда ее попросили взять курс для взрослых, она согласилась с неохотой, только ради того, чтобы хоть как-то поддержать уровень русского. А на первое занятие пришел Джеймс. Он зашел в класс сразу после работы, в форме. Ее фантазии о нем были такими же яркими, как теперь о Дэне Гринвуде. Или нет?