Расследование отца Брауна

Взгляд отца Брауна скользнул по комнате, которую явно недавно мыли и прибирали, и остановился на чем-то в пыльном уголке за дверью. Это была шляпа на крюке — белая шляпа, хорошо известная всем обитателям деревушки. Такая заметная на улице, здесь она служила примером мелочи, о которой люди определенного сорта забывают, даже если тщательно вымыли пол и выкинули окровавленную простыню.

— Если не ошибаюсь, сэр Артур брился здесь вчера утром, — ровным голосом произнес священник.

Брадобрею, лысому человечку в очках (его фамилия была Уикс), наверное, показалось, что перед ним возникли два могильных призрака: он сжался в темном уголке, и все в нем, за исключением больших очков, как будто уменьшилось.

— Ответьте мне на один вопрос, — тихо проговорил отец Браун. — У вас были основания ненавидеть сквайра?

Смит не расслышал, что пробормотал человечек в углу, но священник кивнул.

— Знаю, что были, — сказал он. — Вы его ненавидели. Поэтому я и знаю, что вы его не убивали. Кто опишет, как все произошло: вы или я?

Наступила тишина; только было слышно, как в кухне тикают часы. Отец Браун продолжил:

— Случилось вот что. Мистер Дэлмон заглянул в лавку и попросил сигареты из витрины. Вы на секунду вышли наружу, посмотреть, на какие сигареты он показывает. Тут мистер Дэлмон увидел оставленную вами бритву и желтовато-седую голову сэра Артура над спинкой парикмахерского кресла — возможно, в тусклом свете из вон того окошка. Ему хватило мига, чтобы полоснуть сидящего по горлу — тот даже не испугался при виде руки с бритвой. Сэр Артур умер, улыбаясь своим мыслям. И каким мыслям! Полагаю, Дэлмон был совершенно спокоен. Он проделал все очень тихо и быстро; мистер Смит присягнул бы в суде, что они не разлучались и на минуту. Однако вы испугались, и вполне обоснованно. Сэр Артур был вашим землевладельцем; недавно у вас с ним случился спор по поводу просроченной арендной платы. Ваш враг оказался зарезан в вашем кресле вашей же бритвой. Естественно, вы решили, что не смоете обвинение, поэтому предпочли смыть кровь с пола и выбросить тело в реку — ночью, в мешке из-под картошки, который даже не завязали как следует. По счастью, ваш брадобрейный кабинет закрывается довольно рано, так что время у вас было. Вы вспомнили про все, кроме шляпы. Не бойтесь: я забуду про все, включая шляпу.

И отец Браун вышел через лавочку на улицу. Смит машинально последовал за ним, оставив позади ошеломленного брадобрея.

— Как видите, — сказал отец Браун своему спутнику, — иногда мотив слишком слаб, чтобы осудить подозреваемого, но достаточно весом, чтобы его оправдать. Такой нервный тщедушный человек — последний, кто поднимет руку на сильного врага из-за мелких денежных дрязг, но первый решит, что обвинение падет именно на него. Какой разительный контраст с мотивом истинного убийцы!

И он задумался, вперив невидящий взор в пустоту.

— Ужасно, — выговорил Эван Смит. — Час или два назад я считал Дэлмона шантажистом и негодяем, а теперь совершенно раздавлен известием, что убил именно он.

Священник словно погрузился в транс, как человек, глядящий в бездну. Наконец его губы зашевелились, и он пробормотал:

— Боже милостивый! Какая чудовищная месть!

Слова прозвучали скорее молитвою, чем божбой.

Молодой человек спросил, что он имеет в виду, однако священник продолжал, обращаясь словно к самому себе:

— Какая чудовищная история ненависти! Какая месть одного смертного червя другому! Допустимо ли заглядывать в глубины бездонного человеческого сердца, где рождаются подобные замыслы? Боже, спаси нас всех от гордыни; но я пока не в силах нарисовать в душе картину таких ненависти и мщенья.

— Да, — сказал Смит. — И я не могу вообразить, зачем ему убивать Водрея. Будь Дэлмон шантажистом, естественнее было бы Водрею его убить. Как вы говорили, перерезать горло — чудовищно, и…

Отец Браун вздрогнул и заморгал, словно очнувшись от сна.

— О нет! — быстро проговорил он. — Я совсем про другое. Не про убийство в табачной лавке… Когда я сказал про страшную историю мести, я имел в виду куда более страшную историю, чем эта, хотя и она по-своему ужасна. Однако она проще и понятнее. Почти всякий мог бы так поступить. В конечном счете речь шла о самообороне.

— Как?! — недоверчиво вскричал секретарь. — Убийца подкрадывается сзади к жертве, которая мирно улыбается в парикмахерском кресле, а вы говорите, что это самооборона!