Расследование (СИ)

Я подумал, что они занимаются выяснением каких-то отношений, недоговорённых и недовыясненных, но нет: судя по реакции режиссёра, началась уже пьеса; я не мог разобрать большую часть слов, но и то, что я слышал и мог понять, выглядело очень странно и неожиданно: речь шла о каких-то мертвецах, тревожащих и не дающих спать спокойно, хотя, возможно, я не слишком ясно понимал смысл происходящего. В противном случае всё это можно было посчитать бредом после принятия достаточно приличной дозы; вполне возможно – так оно и было – потому что через несколько минут из глубины появилась вторая актриса, и они забормотали уже в три голоса. Мне стало их даже немного жалко: так страдальчески выглядели их лица; однако судя по реакциям режиссёра, всё шло пока нормально: он иногда кивал головой и несколько раз взмахнул руками, заставляя подопечных чуть ли не входить в экстаз. Голоса он пока не подавал, что казалось хорошим признаком: пока они справлялись с заданием, хотя лично у меня прогоняемая сцена вызывала не самые лучшие ощущения: всё это выглядело натужно и неестественно, они пыжились и надрывали себе и предполагаемым зрителям сердце, нагромождая одну нелепость на другую и выдавая их за что-то важное и существенное.

Насколько я понимал, всё двигалось по плану, и я даже притерпелся к тому, что происходило на сцене и не слишком уже возмущался: я почти успокоился в ожидании, когда представление подойдёт к завершению и можно будет остаться наедине с режиссёром – моей главной надеждой. Я покончил с обедом и не следил так внимательно за сценой: в зрительном зале откуда-то появилась сначала одна женщина, а потом другая, и часть внимания я перенёс на происходящее поблизости. Они явно не принадлежали к обслуживающему персоналу, и скорее всего я пока не встречал их здесь: устроившись в четвёртом ряду, они вроде бы следили за репетицией, одновременно шурша какими-то бумагами. Скорее всего, они были актрисами; режиссёр заметил их и только кивнул; надо думать, они тоже принимали участие в спектакле и занимались разучиванием ролей, что являлось долгим и непростым занятием.

Всё двигалось слишком плавно и последовательно, и когда наконец что-то оказалось по-другому, я не сразу понял это: в зале повисла тишина, и даже шуршание прекратилось, и я заметил, с какой настороженностью и опаской все собравшиеся смотрят на режиссёра или куда-то в пространство рядом с ним. Я почувствовал, что сейчас что-то будет: первые признаки грозы воплощались в тяжеловатой медлительности, с которой режиссёр приподнимался из кресла, а молодая актриса заметно даже для меня задрожала, опустив руки. Она стала похожа на маленького кролика, почти готового прыгнуть в пасть могучему и старому удаву, и скорее всего именно это и спасло её и остальных: недовольство вылилось в несколько не слишком грубых фраз, и обошлось даже без крика; актёры взяли листки бумаги с записанными ролями, и с прерванного места возобновили странный диалог, но уже без такой активной жестикуляции.

Теперь процесс выглядел приятнее и раздражал в гораздо меньшей степени: выяснение отношений между персонажами зашло куда-то в непонятную область, и развязка, видимо, назревала. Я всё ещё ничего не понимал, но теперь воспринимал происходящее безразлично: я пришёл сюда за следами великого прошлого, а жалкие лихорадочные потуги с высокими претензиями абсолютно меня не интересовали. Ещё раз оглядев зал, я откинулся на спинку и прикрыл глаза: моя работа была ещё впереди, и совсем не обязательно я должен был выслушивать жалкие бредни непонятных полупризрачных существ.

Совершенно неожиданно даже для себя я задремал: негромкие голоса действовали слишком успокаивающе, и наконец это повлияло: я воспринимал какую-то бубнёжку, которая менялась по тональности и голосам, но продолжала течь равномерно и последовательно; возникали новые партии, а предыдущее отслаивалось и уходило в прошлое, без всяких каверз и последствий; никто ими почему-то не дирижировал, и, видимо, они справлялись с предложенным заданием: присутствие главного режиссёра совершенно не ощущалось, и можно было подумать, что так будет продолжаться вечно, но неожиданно опять что-то стряслось, и грохочущий водопад ругательств заставил меня проснуться.

Он уже вскочил на ноги, и даже почему-то пробирался по рядам, чтобы – судя по всему – выбраться на сцену. Но я немного ошибся: поднявшись наверх, он пробежал мимо актёров и скрылся за декорациями: уже оттуда полетели настоящие громы и молнии: он кого-то пытался найти.