Инспектор вернулся в управление через три часа, так и не узнав почти ничего нового. По словам соседей, никто утром в коттедж Барнеа не входил, кроме, конечно, Яны Двоскиной. Сама Яна — крепкая женщина лет тридцати, приехавшая в Израиль с Украины всего год назад, — показала, что, как обычно, пришла в семь часов, приготовила Шмуэлю завтрак, свозила на коляске в туалет, уложила назад в постель и ушла. Эяля не видела — видимо, он пришел на дядину половину позднее.
Беркович спустился в подвал управления, где располагались лаборатории судебной экспертизы и нашел Рона Хана за составлением экспертного заключения.
— Пальцевые следы на лестничных перилах, на ручке двери в холле и на других предметах принадлежат двоим — Яне Двоскиной и Эялю Барнеа, — сообщил эксперт. — Есть следы самого Шмуэля, но не в холле, а в коридоре второго этажа: на журнальном столике, например, и на ручке двери в туалете.
— Иными словами, — сделал вывод Беркович, — посторонних на вилле не было, так что речь может идти только о несчастном случае, хотя, конечно, трудно поверить, что молодой здоровый человек мог свалиться с обычной лестницы.
— Всякое бывает в жизни, — философски заметил Хан. — Нужно внимательно смотреть под ноги.
— Знаешь, — сказал Беркович, — Яна, сиделка, утверждает, что это было Божье наказание.
— Не понял, — поднял брови Хан.
— По ее словам, Эяль дядю просто ненавидел. Сам он был постоянно в долгах, жена собиралась от него уйти, а может, и ушла — уехала к родителям. Он все ждал, когда же дядя отдаст концы и оставит ему наследство. Двоскина даже сказала такую вещь: «Я бы не удивилась, если бы однажды, придя к Шмуэлю, нашла бы его в постели мертвым. Я все время этого боялась. Племянник вполне мог его отравить, он страшный человек». Вот почему сиделка считает, что случившееся — Божье наказание, — закончил Беркович.
— Шмуэль говорил тебе о своих отношениях с Эялем? — спросил Хан.
— Нет, но я и не спрашивал. Впрочем, какое это имеет значение? Эяль дядю не убил — может, просто не успел. Шмуэль, слава Богу, жив и…
Беркович оборвал себя на половине фразы.
— Ты хотел сказать «и здоров», — усмехнулся Хан. — Люди, разбитые параличом, иногда действительно производят впечатление здоровых. Но это только внешнее впечатление. Ты говорил с лечащим врачом Шмуэля? — неожиданно спросил эксперт.
— Не успел, — сказал Беркович. — Да и какое это имеет значение? Что пришло тебе в голову?
— Меня смущает, — медленно проговорил эксперт, — что пальцевые следы Шмуэля обнаружены на поверхности журнального столика, стоящего в коридоре второго этажа.
— Что тут странного? Он мог ездить в коляске по всему этажу.
— Да, — кивнул Хан. — Его следы есть и на ручке двери в туалет, и на крышке мусорного бачка в ванной. Туалет и ванная расположены в стороне, противоположной лестнице, а журнальный столик в коридоре — дальше лестницы.
— Ну и что?
— Спроси у сиделки, кто и когда последний раз убирал в квартире.
— Спрашивал, — сказал Беркович. — Я хотел знать, кто еще бывал в коттедже. Оказывается, убирала сама Яна, последний раз — вчера во второй половине дня.
— То есть, пальцы Шмуэля остались на ручке двери и на мусорном бачке сегодня утром. Это естественно, верно? Но тогда и следы на журнальном столике должны были появиться сегодня. Что делал Шмуэль в той части коридора?
— Ничего он там делать не мог, — с досадой сказал Беркович. — Утром Яна возила Шмуэля только в туалет и умываться. Потом ушла. Видимо, это старые следы.
— Новые, — уверенно заявил Хан. — На столике совершенно нет пыли. Следы оставлены сегодня.
— Вряд ли это возможно, — покачал головой Беркович. — Показания Яны Двоскиной… Или ты думаешь, что она обманывает?
— Вовсе нет, я думаю, что она говорит правду. Для чего ей нас обманывать?
— Но тогда… — задумчиво проговорил Беркович. — Если все версии не годятся, а осталась только невероятная… Ты хочешь сказать, что Шмуэль — вовсе не такой немощный человек, каким хочет казаться?
— Ты ведь не говорил с его врачом, — напомнил Хан.
— Немедленно поговорю, — сказал инспектор и отправился к себе. Семейный врач из больничной кассы «Меухедет» долго не мог понять, почему полиция мешает ему принимать посетителей. Объяснять по телефону истинную причину своего звонка Беркович не хотел, а намеков Одед Хазан решительно не понимал.
— Да бросьте, — сказал он наконец. — У Шмуэля частичный паралич конечностей. Кое-как двигать руками и ногами он может, но пересесть с кровати в коляску без посторонней помощи — нет, это исключено.
— А из коляски в кровать?
— Это легче, коляска у Шмуэля высокая, нужно только перекатиться. А в чем, собственно, дело?
— Я вам пришлю официальный запрос, — сказал Беркович, — там все будет сказано.
Закончив разговор с врачом, инспектор позвонил в лабораторию.
— Перелезть из кровати в коляску Шмуэль не мог, — сказал он эксперту, — а вот из коляски в кровать — да.
— Значит, — уверенно заявил Хан, — он попросил племянника пересадить его в коляску. Может, сказал, что хочет его проводить. Когда подъехал к лестнице, столкнул Эяля вниз. Достаточно ведь было удара колесом…