— Не исключено, — пробормотал Беркович.
— А потом — возможно, по инерции — коляска проехала метр-другой дальше по коридору, и Шмуэль остановил ее, схватившись за журнальный столик. Вернулся в спальню, перекатился на постель и вызвал полицию. Он ведь прекрасно знал, что племянник ждет его смерти. Возможно, боялся за свою жизнь и решил принять превентивные меры.
— Необходимая самооборона?
— Вроде того.
— А по сути преднамеренное убийство, — сказал инспектор. — Если ты прав, то Шмуэль все детально обдумал.
— Конечно. Дождался, когда жена и дети Эяля уедут. Дождался, чтобы в доме не было Яны.
— И если бы не след на журнальном столике, даже и сомнений не было бы в том, что произошел несчастный случай, — сказал Беркович.
— Следы остаются всегда, — усмехнулся Хан. — И всегда — не там, где хочет преступник.
Смерть наркомана
— Неужели им и это сойдет с рук? — с горечью в голосе спросила Наташа. — Ты посмотри, что творится! На это невозможно смотреть! Разве это люди?
Беркович не смотрел на экран телевизора. Всю прошлую ночь он провел в управлении, подменяя коллег, занятых на расследовании теракта у дельфинариума. К утру майор Даган отправил инспектора домой, потому что вечером предстояло опять явиться на дежурство.
— Я посплю немного, — пробормотал Беркович и на ватных ногах поплелся в спальню, оставив Наташу в недоумении: как можно спать, когда творится такое?
Проснулся он с тяжелой головой — лучше бы вовсе не ложился. В шесть вечера он опять был на работе, просмотрел дневную сводку — инцидентов было много, но практически все связаны с последствиями теракта: свое возмущение люди выражали кто как мог, и полицейским доставалось как никогда.
В начале восьмого позвонил дежурный и сказал деловито:
— Убийство на Моше Даяна. Разборка наркоманов. Машина ждет, Рона я предупредил.
Доклад патрульного, сержанта Алика Сермана, инспектор слушал по телефону, когда машина, включив сирену и мигалку, мчалась по пустынным улицам — похоже, в этот вечер все люди устремились на набережную.
— Убит Авигдор Киперштейн, двадцати четырех лет, — голос Сермана звучал в салоне машины глухо, в динамике что-то трещало, и Беркович с трудом воспринимал отдельные слова. — Он давно на учете в полиции, я его хорошо знал. Торговал наркотиками, несколько раз его задерживали, но доказать ничего не удавалось… Тело Киперштейна мы обнаружили в его квартире, сосед пожаловался на шум, он жалуется довольно часто, я сам несколько раз выезжал на вызовы. Буянила компания, которая собиралась у Киперштейна. Музыка, крики, иногда до драк доходило. Но успокаивались по первому требованию. Полицию уважали.
Беркович хотел было прервать Сермана — все эти подробности он мог рассказать и потом, сейчас главное — убийство. Будто почувствовав недовольство инспектора, патрульный неожиданно перешел к описанию событий нынешнего дня.
— В восемнадцать десять, — сказал он, — в полицию опять позвонил сосед Киперштейна. Сейчас только вечер, поэтому нельзя сказать, что крики в квартире нарушают закон. Но все-таки мы выехали — я думал, что удастся накрыть наркоторговцев. Дверь оказалась не запертой, кроме самого хозяина никого не было. Киперштейн лежал в салоне с пробитым черепом. Явные следы борьбы — перевернут шкаф, одежда на Киперштейне разорвана. В дорожной сумке я нашел семь пакетиков с «экстази»…
Машина подъехала к дому, где уже собрались зеваки, и Беркович попросил патрульного прервать на время свой рассказ. Поднявшись на третий этаж, инспектор вошел в раскрытую настежь дверь и обнаружил сержанта Сермана, сидящего за журнальным столиком и дописывавшего протокол. Эксперт Хан сказал после пятиминутного осмотра:
— Все верно, смерть в результате удара по затылку тупым тяжелым предметом.
— Вот он лежит, — мотнул головой сержант. У ножки дивана валялась гантель, на которой ясно были видны следы крови.
— Когда наступила смерть? — спросил Беркович.
— Примерно час назад, — сказал Хан. — Максимум полтора. Не больше.
— Соответствует, — кивнул сержант. — Сосед позвонил в восемнадцать десять, тогда из квартиры еще были слышны вопли…
— Где обнаружили наркотик? — спросил Беркович, и Серман взглядом показал на черную дорожную сумку, лежавшую под вешалкой.
— Поищите, — сказал инспектор. — Может, наркотики есть не только в этой сумке.
Час спустя Беркович вернулся в управление, имея список подозреваемых, составленный по словам соседей, хорошо знавших всех, кто обычно посещал Киперштейна.
Беркович заканчивал изучение собранных материалов, когда позвонил сержант Серман.
— Рискин отпадает, — заявил он, — его сегодня вообще нет в Тель-Авиве. Шамай тоже — он со вчерашнего дня лежит в больнице: передозировка наркотиков. Еще трое подозреваемых из списка утверждают, что сегодня к Киперштейну не приходили, хотя надежного алиби представить не могут. Я задержал всех троих, и что мне с ними делать?
— В камеру, — решил инспектор. — Буду разбираться с каждым в отдельности.