Расследования Берковича - 3

Через полчаса недовольный Копельман, которому пришлось некоторое время ждать в коридоре, входил в кабинет Хутиэли. Беркович сидел за своим столом, и врач, обратившись к инспектору, начал жаловаться на то, что его, занятого человека…

— Минуту, — прервал Копельмана Хутиэли. — У нас с сержантом, собственно, один вопрос: договариваясь с Бестером разыграть спектакль, вы уже знали, что отравите его, или эта идея пришла вам в голову позднее?

— Я не понимаю… — растерялся Копельман.

— Все вы понимаете, — резко сказал инспектор. — Вы были давно знакомы с Бестером. У него замечательная память, но все-таки играть вслепую в шахматы на четырех досках и ему не под силу. А отказаться он не посмел. Пришлось придумывать, как выпутаться. Не знаю, он вам предложил или вы ему… Вы с ним договорились: через какое-то время после начала игры, когда Бестер поймет, что дальше играть не может, он сделает вид, что ему плохо, вы, как врач, подтвердите, что игрок болен, и сеанс прервут без вреда для репутации вашего приятеля. Войдя в десять часов к Бестеру, вы на глазах у всех дали ему выпить таблетку якобы от желудочных болей, а на самом деле подсунули бедняге яд. Ему стало хуже, пришлось вызвать скорую… Бестер так до самой смерти и не понял, что с ним происходит.

— Что вы мелете, инспектор! — воскликнул Копельман. — Да, не буду спорить, мы с Арнольдом давно знакомы, и он действительно попросил меня разыграть эту комедию, тут вы правы. Но при чем здесь…

— А при том, — вступил в разговор Беркович, — что Бестер был богатым человеком, он хорошо зарабатывал своими сеансами. Вы одолжили у него год назад крупную сумму денег. И тут представился удобный случай избавиться от кредитора. Вот вы и воспользовались.

— Чушь! — вскочил Копельман. — Чушь и бред! Я врач! Никаких денег я у него не брал!

— Сядьте, — буркнул Хутиэли. — Брали, и это подтвердила жена Бестера, мы ее допрашивали час назад.

— Врет!

— Возможно. А что вы скажете об упаковке лекарства, где, кроме обычных таблеток, оказалась одна, содержащая цианид? Вторую такую же вы скормили бедняге Бестеру…

— Где… Где вы…

— Пока вы ждали в коридоре, — объяснил инспектор, — в вашей квартире произвели обыск. Нам было известно, что искать, мы и нашли… Будете признаваться или предпочтете провести ночь в камере?

Копельман молчал, пустым взглядом глядя в потолок.

— Борис, — сказал инспектор, потягиваясь, — иди-ка домой, к невесте. Я сам закончу. Правда, голова раскалывается, ну да неважно…

— Только не берите из рук господина Копельмана таблеток от головной боли, — посоветовал сержант.

Подлинность подделки

— Ты слышал, Борис, — сказал комиссар Хутиэлю сержанту Берковичу, — в какую неприятную историю попал наш эксперт Хан?

— Краем уха, — отозвался Беркович, не отрывая взгляда от экрана компьютера, где он читал протокол допроса торговцев наркотиками, задержанных вчера неподалеку от рынка Кармель. — Я шел по коридору и слышал, как две девушки из канцелярии перемывали Хану кости. По-моему, они обошлись с его костями слишком сурово, проще было их закопать. А что, собственно, произошло?

— Расскажу, если ты будешь слушать, — ехидно сказал инспектор. — Ты так увлекся протоколом, что даже не смотришь в сторону начальства.

— Я слушаю, — сказал Беркович. — Ведь ваша информация предназначена для слуха, верно? А глаза свободны, вот я и использую их по назначению. Одно не мешает другому.

— Ты способен читать один текст и одновременно слушать другой? — заинтересованно спросил Хутиэли.

— Все способны, — отрезал сержант. — Просто никому не хочется производить над собой усилие.

— Какое усилие? — осведомился Хутиэли. — Я, к примеру, если что-то читаю, то должен сосредоточиться на тексте. Не могу же я одновременно…

— Можете, — сказал сержант. — Хотите проведем эксперимент?

— Над тобой — пожалуйста, — кивнул инспектор. — Читай протокол, а я буду тебе рассказывать. Потом ты мне перескажешь все, что услышишь. Правда, — тут же усомнился Хутиэли, — кто докажет, что, слушая меня, ты действительно будешь одновременно читать с экрана?

— У меня же глаза бегают по строчкам, — возмутился Беркович, — и вы это видите.

— Глаза у тебя всегда бегают, — хмыкнул Хутиэли. — То ли от излишней жизненной активности, то ли от нечистой совести.

— Слишком сложные объяснения, — отмахнулся Беркович. — Не проще ли предположить, что я всегда что-нибудь читаю? Так вы будете рассказывать?

— Ты слушаешь?

— Уже пять минут.

— Дело в том, что неделю назад Меир и двое искусствоведов, экспертов по экспрессионизму, были приглашены в Музей современного искусства для проведения экспертизы рисунка, нарисованного самим Клодом Моне. Кстати, — с подозрением осведомился инспектор, — ты знаешь, кто это такой?

— Моне? — удивился Беркович. — Слышал. И видел тоже. У Наташи есть несколько альбомов… Скажу честно, я в этом ничего не понимаю, мне больше нравятся Рафаэль, если из итальянцев, а из русских — Левитан.

— Левитан — русский? — в свою очередь удивился Хутиэли. — Странно, чисто еврейская фамилия.