— Конечно, конечно, — пробормотал Беркович. — Только нельзя ли перенести на более позднее время? Я хотел бы внимательнее прочитать протоколы и сделать еще кое-что…
— Пожалуйста, — пожал плечами инспектор.
На чтение протоколов вчерашнего задержания у старшего сержанта ушло меньше времени, чем он рассчитывал. Во всяком случае, уже через десять минут после разговора с инспектором он ехал в патрульной машине по улице Жаботинского в направлении Северного Тель-Авива. По дороге он успел сделать несколько звонков по сотовому телефону и составить собственное представление о происшедшем.
Соферы жили на шестом этаже престижного дома с видом на университет. Хаим лежал в салоне на диване и смотрел телевизор. Плечо его было забинтовано, а рука прижата к груди специальной повязкой.
— Болит? — спросил старший сержант.
— Ноет, — пробормотал Софер.
— Вы будете подавать на Пундака жалобу в полицию?
Софер поднял на Берковича задумчивый взгляд.
— Нет, — сказал он, помолчав. — Мы с Реувеном давно знакомы, он всегда был такой… вспыльчивый.
— Он ведь мог вас убить, и нам пришлось бы расследовать два убийства. Слишком много для одной вечеринки, вы не находите?
— Не мог он меня убить, — отмахнулся Софер. — Честно говоря, я вообще не думал, что он меня ударит. Так… Помахает перед носом, как он это часто делал… Не рассчитал.
— А может, наоборот, — мягко сказал Беркович. — Может, как раз рассчитал очень точно?
— В каком смысле? — не понял Софер.
— Но ведь он вас на самом деле не ударил, верно? Только изобразил удар и бросился бежать. Моргенштерн — за ним. Вы закричали, прикрыли плечо рукой и сказали женщинам, чтобы они принесли бинты. Так вы остались в комнате один. Вы быстро вышли, прошли по веранде к спальне Батьи, в руке у вас был нож, вы его держали в платке, который незадолго до того украли у Липкина. Вошли в спальню, убили спавшую Батью, бросили нож у кровати, а платок у двери, вернулись в комнату, где играли в карты и тогда — только тогда! — подняли брошенный Пундаком нож и ударили себя в плечо. Постарались, конечно, не задеть кость.
— Да что вы говорите… — пробормотал Софер, пытаясь приподняться.
— Кстати, я переговорил с Пундаком и с женой бедняги Липкина, которого по вашей милости обвиняют в убийстве. Липкин ведь действительно не может видеть кровь, его даже в армии в свое время послали служить поваром, вы это знали?
— При чем здесь…
— Так вот, — жестко продолжал Беркович, — Пундак и Сара Липкин на мой прямой вопрос сообщили, что вы и Батья Моргенштерн были любовниками.
— Не могли они это сказать…
— Бросьте, Софер, даже Моргенштерн подозревал, что жена ему изменяет, он мне сам сказал. Вас он обвинил бы в первую очередь, но его тоже сбило с толку ваше так называемое ранение.
— Все, что вы сказали, — чепуха, — заявил Софер.
— Нет, все это — правда! Не думаю, что Пундак захочет, чтобы его обвинили в пособничестве убийству. Кстати, экспертиза показала: на ноже, которым вас якобы ударил Пундак, след одного из ваших пальцев лежит поверх следа пальцев Пундака. Как это могло быть, если вы не брали нож в руки? И еще одна странность. Зачем вы отослали женщин за бинтами, даже не позволив осмотреть рану? Может потому, что тогда раны вовсе и не было?
— Все это ваши предположения! — с ненавистью в голосе воскликнул Софер.
— Разберемся, — пожал плечами Беркович. — А пока вам придется поехать со мной.
— Он знал о завещании, — говорил старший сержант инспектору Хутиэли несколько часов спустя, после того, как провел допросы и очные ставки, — и полагал, что это будет хорошей уликой против Липкина. На самом деле Софер избавился от надоевшей ему любовницы, которая, видимо, хотела покинуть мужа и требовала, чтобы он тоже оставил жену. Договорился с Пундаком разыграть представление…
— Но почему ты вообще его заподозрил? — спросил Хутиэли. — Дело ведь выглядело вполне ясным.
— У Софера тоже не было алиби, — объяснил Беркович. — А я привык действовать методически. Вы исключили Софера, посчитав, что из-за ранения он не мог убить. А я подумал, что все это похоже на дурное представление — слишком много ножей для одной тихой компании.
— Два — это много? — удивился инспектор.
— Иногда и два — существенный перебор, — усмехнулся Беркович.
Убийство аккордеониста
В небольшой комнате стояли продавленный диван, небольшой столик и пластмассовая табуретка. Тело убитого лежало на диване, из-под головы натекла небольшая лужица крови. Эксперт — сегодня дежурил молодой, но очень добросовестный Вадим Певзнер — складывал свои приспособления, а полицейский фотограф возился с аппаратурой.
— Удар по затылку острым предметом, — сообщил эксперт. — Что-то вроде отвертки. Смерть наступила практически мгновенно.
— Когда это произошло? — спросил старший сержант Беркович.
— Видишь ли, в комнате натоплено, это ухудшает возможности для…
— Знаю, — прервал Беркович, — но приблизительно?
— Не ранее трех часов назад, скорее что-то около часа. Собственно, измерения температуры тела ни к чему: его же убили после представления, а минут через пять тело обнаружили, так что и без экспертизы все ясно.