Понять, конечно, можно обоих, но истину-то сейчас уже не восстановить! Бреннера похоронили неделю назад, факт смерти от несчастного случая зафиксирован, а сейчас уже не докажешь, отчего бедняга оступился — то ли по чистой случайности, то ли у него действительно тряслись руки и подгибались ноги. Племянник тоже хорош — не смог поддержать дядю! Будь он более внимательным, несчатье не случилось бы.
Беркович вздохнул и потянулся к телефону.
Яков Шульман не захотел являться в полицию и имел на это полное право, поскольку против него еще не было возбуждено дело. Договорились, что Беркович придет к нему домой после работы для разговора в неофициальной обстановке. Обстановка действительно оказалась неофициальной — удобное кресло, крепкий вкусный чай с российским печеньем, Шульман вовсе не был похож на наглого шантажиста, он оказался молодым, лет тридцати, человеком приятной внешности и с открытым взглядом.
— Значит, этот негодяй пожаловался в полицию? — воскликнул Шульман, выслушав старшего сержанта. — Вы думаете, я шантажист? Нет! Но Равдин по сути убил дядю Арона, а кроме него, у меня в Израиле никого не было. С женой мы развелись еще в Союзе, а дядя Арон овдовел вскоре после репатриации… Впрочем, это неважно. Я обязательно подам в суд, таких людей нужно наказывать!
— Когда у вашего дяди начались эти… гм… явления — после окончания или во время сеанса?
— Минут за десять до конца. Я сразу обратил внимание и хотел вывести дядю из зала, но это было невозможно — люди сидели даже в проходе. Но как только сеанс закончился…
— Если вы видели, в каком состоянии был дядя, почему не поддержали его?
— Я его поддерживал! Но когда мы выходили из зала, мне пришлось его отпустить, мы просто не прошли бы вместе в дверь. Тут он и споткнулся о порог…
— Понятно, — сказал Беркович. — Я бы вас просил, Яков, не требовать от Равдина денег. Это действительно шантаж, уголовное преступление. Если у вас есть к нему претензии, обращайтесь в суд.
— Обязательно обращусь! — воскликнул Шульман и поднялся, показывая, что достаточно уже пообщался с представителем полиции.
— Вы жили с дядей вместе? — задал Беркович последний вопрос.
— Нет, конечно! Слава Богу, дядя был состоятельным человеком, в отличие от меня, через год после приезда он купил квартиру в Рамат-Авиве.
— Вот как? — удивился Беркович. — Он занимался бизнесом?
— Нет, бизнесом занимался мой другой дядя, брат Арона Самуиловича. В начале девяностых дядя Сема действительно заработал много денег на каких-то махинациях, а потом… ну, его убили, деньги достались дяде Арону, и он поспешил от греха подальше свалить в Израиль.
— Вы приехали вместе?
— Нет, чуть позже — несколько месяцев спустя.
— Понятно, — кивнул Беркович.
Вернувшись домой, он долго сидел в задумчивости перед телевизором, не отвечая на настойчивые расспросы жены.
— Наташа, — сказал он наконец, — ты была когда-нибудь на сеансах Кашпировского?
— Нет, — покачала головой Наташа. — Видела по телевидению. На меня это не действовало, хотя я очень хотела.
— А в клубе Бат-Яма ты была?
— Конечно, я ведь жила неподалеку, — сказала Наташа. — А почему ты спрашиваешь?
— Да вот… Неделю назад там выступал некий Равдин со сеансом а-ля Кашпировский. И одному старичку стало плохо. Руки-ноги… Выходя из зала, он споткнулся о порог, упал, ударился головой о барьер и помер.
— Кошмар! — воскликнула Наташа. — Я помню этот барьер. Такая деревянная стойка, если выходишь из зала, то справа. Но…
— Но что? — спросил Беркович.
— Ты говоришь, он споткнулся о порог?
— Да, у него, по словам племянника, подгибались ноги…
— Там нет порога, Боря, — сказала Наташа, — ты что-то путаешь.
— Нет порога? — заинтересованно спросил Беркович. — Ты уверена?
— Я много раз была в этом зале на концертах. Это сейчас ты меня редко выводишь на люди, а тогда я не пропускала ни одного гастролера.
— Намек понял, — пробормотал Беркович. — На следующей неделе непременно пойдем в театр.
Утром, прежде чем поехать в управление, Беркович отправился в Бат-Ям. Здание клуба было построено лет двадцать назад на деньги некоего Залмана Кучика, о чем извещала огромная надпись над входом. Фойе оказалось просторным, а за барьером, ставшим причиной смерти Арона Бреннера, оказался небольшой бар — стойка и несколько столиков. В зал вели две двери, и Беркович убедился, что Наташа была права — споткнуться здесь было невозможно, разве что о собственную ногу.
Или о чужую.
Приехав в управление, Беркович явился к инспектору Хутиэли и рассказал о вчерашнем визите психотерапевта и последовавших за этим событиях.
— Ты думаешь, что виноват племянник? — спросил Хутиэли.
— Он соврал, когда сказал, что дядя споткнулся о порог. И еще: он утверждал, что не мог поддержать дядю, когда они проходили в дверь, потому что дверь слишком узкая. Это тоже ложь, там и три человека пройдут запросто.
— Но зачем ему нужно было давать подножку собственному дяде? — удивился инспектор.
— Наследство, — сказал Беркович. — Дядя, похоже, привез из России большие деньги. Яков Шульман — единственный наследник.