— Вот оно как… — протянул Хутиэли. — Но зачем тогда он наехал на психотерапевта? Сидел бы тихо, никому бы и в голову не пришло, что со смертью его дяди дело нечисто!
— Жадность, — мрачно сказал Беркович. — Почему не попробовать еще и с Равдина получить какую-то сумму? Наверняка он не собирался доводить дело до суда — надеялся договориться с психотерапевтом, ведь тому совершенно не нужна такая реклама!
— Но он должен был понимать, что его могут поймать на лжи.
— Да? Кто бы его поймал, если бы Равдин не обратился в полицию? А этого Шульман как раз ожидал меньше всего. Он еще не отвык от российских разборок. Кто там сейчас обращается к властям, если имеет дело с шантажистом? Себе дороже. Обычно договариваются…
— Обычно договариваются, — повторил Хутиэли и покачал головой.
Смерть писателя
— Наташа, — сказал жене старший сержант Беркович, — в твоем положении вредно волноваться. И уж тем более — по такому поводу. Мне нравится такая литература, тебе — нет, разве это причина для того, чтобы нервничать?
— Конечно! — воскликнула Наташа и бросила на стол книгу, купленную мужем. — Я видеть не могу эти страшные оскаленные морды на обложках. У этих книг отрицательная энергетика, они на тебя плохо влияют, разве ты этого сам не замечаешь?
— По-моему, — рассудительно сказал Беркович, — книги о вампирах влияют на меня положительно. Прочитав один-два рассказа, я прекрасно засыпаю. Конечно, Брэм Стокер писал об этой нечисти лучше, чем современные авторы…
— Лучше? — пожала плечами Наташа. — Из человека выпускают кровь, как можно писать об этом лучше или хуже?
— Писать можно обо всем, разве нет? Важно — как. Давид Зильбер, говорят, писал хорошо, хотя я, например, придерживаюсь иного мнения. Но это уже вопрос вкуса.
— Зильбер? — удивилась Наташа внезапной перемене темы. — Какой Зильбер?
— Замечательный писатель, автор исторических романов с криминальным сюжетом.
— Первый раз слышу это имя, — сказала Наташа.
— Естественно, — кивнул Беркович. — Он выпустил всего одну книгу в середине семидесятых годов. Роман назывался «Крестоносцы» — сюжет ясен из названия. Был успех, продали около десяти тысяч экземпляров, собирались сделать перевод с иврита на английский, но… Автор запретил не только переводить роман, но даже делать второе издание. Видимо, немного свихнулся, во всяком случае, так считали родственники. Мог хорошо заработать, но не захотел. Впрочем, у него был другой источник дохода — он был химиком, создавал новые духи и делал это замечательно. «Лунный свет», к примеру, и «Звезда» получили высшие призы на международных конкурсах.
— Так ты о том Зильбере говоришь? — сказала Наташа. — Известная личность, хотя духи его не в моем вкусе.
— Он хорошо зарабатывал, — продолжал Беркович, — Литература для Зильбера была хобби и не более того. Умер он на прошлой неделе, и в его архиве нашли распечатки рукописей двенадцати неизданных романов. Домочадцы утверждают, что романы великолепны. Это Сенкевич и Фейхтвангер в одном лице.
— Ну, ты преувеличиваешь… — протянула заинтересованная Наташа.
— Марик Дашевский, филолог из Тель-Авивского университета, с родственниками согласен. Во всяком случае, теперь рукописи будут изданы, все ожидают большого успеха, особенно Игаль Зильбер, племянник покойного. Дело в том, что по завещанию права на рукописи отходят именно к этому молодому человеку. И запрет на публикацию снимается, согласно тому же завещанию, после смерти автора.
— Первый раз слышу о писателе, не желавшем прижизненной славы.
— Меня это тоже поразило, но мне объяснили. Видишь ли, он считал писательство игрой, а создание духов — делом жизни. Известности ему хватало, он считал, что слава писателя только повредит его славе как парфюмера.
— А почему ты это рассказываешь? — с подозрением спросила Наташа. — Со смертью Зильбера что-то нечисто?
— Умер он в результате несчастного случая. Споткнулся, спускаясь по лестнице, — у Зильбера вилла в Нетании, два этажа, довольно крутые ступени. Он покатился и проломил голову о каменную вазу, стоявшую внизу. Мгновенная смерть. Дело было ночью, грохота от падения никто не слышал, все спали. Тело обнаружили утром.
— А кто еще был в ту ночь на вилле? — спросила Наташа.
— Ронит — это его жена, дочь Лимор и племянник Игаль. Дочь разведена, детей нет. Племянник имеет квартиру в Тель-Авиве, но сейчас там ремонт, и он около месяца жил на вилле дяди. В том, что Зильбер оказался ночью на лестнице, нет ничего необычного — он нередко вставал среди ночи и поднимался в кабинет, чтобы написать главу или хотя бы несколько предложений. В ту ночь была гроза, и произошел перебой в подаче электроэнергии. Час с четвертью район вилл оставался без света. А Зильбер как раз в это время писал свой новый роман — естественно, на компьютере. Свет погас, и он, видимо, решил, что лучше пойти спать. Спальня на первом этаже. На лестнице темно. В общем, не повезло человеку…
— Ты считаешь, что его столкнули? — спросила Наташа.