Расследования доктора Гидеона Фелла. Первая улика

– Повстречал его? Повстречал его?! Вы думаете, я бы остановился, если бы увидел его? Да он вскочил на подножку машины! И вот он стоит там, ухмыляется, говорит, мол, как же ему повезло, просит подвинуться, чтобы он тоже устроился на переднем сиденье рядом со мной… Я заглушил мотор. Я читал в книгах, как чувствуешь себя, когда тебе кажется, что твое сердце остановилось. Впрочем, тогда я об этом не думал. Мне казалось, что мир вокруг рушится. Я не мог шевельнуться. Я пытался сбросить оцепенение, и у меня так задрожали ноги, что я невольно нажал на газ и поехал вперед. Я выглянул в окно, словно проверяя, не спустила ли шина. Хотел что-то сказать, но у меня язык во рту не поворачивался. И вот, мы поехали. Я слышал, что генерал что-то рассказывает мне, но не помню, что именно он говорил. Он был в отличном расположении духа, это я помню, и от этого становилось еще хуже. А в голове у меня неотвязно звучала одна мысль, словно кто-то написал эти слова на доске и выставил ее передо мной: «Ну же, зануда, спокойно, зануда, держи себя в руках, зануда», и я думал, как все эти дружки Фила распахнули бы рты, увидь они старого зануду теперь. Мне хотелось завопить, хлопнуть генерала по спине, сказать: «Загляните-ка под плед на заднем сиденье. У старого зануды сюрприз для вас, генерал». Но я сдержался. Сорвал злость, кляня все проезжавшие мимо машины. Генерал понял: что-то не так. Я был уверен, что обречен. Мы возвращались в Тауэр, и ничто в мире не могло изменить этого. Возвращались… Простите… Надо выпить. Странно, все пью и не пьянею… Хотя обычно мне достаточно пары бокалов, чтобы совсем захмелеть… У меня было минут двадцать на раздумья. Мне казалось, что прошло уже много часов с тех пор, как я увидел смерть Фила. Но я взглянул на часы – и обомлел, было всего восемь минут третьего. Мой мозг работал, точно слаженный механизм. И все это время я говорил с генералом… Не знаю, о чем мы говорили. И вдруг я понял, что у меня появился шанс. И если воспользоваться этим шансом, то у меня появится настоящее алиби… Понимаете? Если я провезу тело в Тауэр и оставлю его там, никто в здравом уме не поверит, что я ездил по городу с генералом Мейсоном, положив труп на заднее сиденье автомобиля. Мне показалось, что мои кошмарнейшие опасения могут обернуться… обернуться моим спасением. Меня осенило: все подумают, что Дрисколл вообще не уходил из Тауэра… Нужно было крепиться перед последним испытанием. Помогло и то, что я так ругался из-за проезжающих машин. Я рассказал генералу о телефонном звонке, заставившем меня покинуть Тауэр, выразил свое негодование по этому поводу, сделал вид, что не знаю, что происходит… И вот, ровно в половине третьего мы приехали в Тауэр. Я все рассчитал, я прекрасно знал эту крепость. И, если в нужном месте никого не окажется, я знал, что делать. Вы были правы, доктор, любой счел бы Ворота Изменников идеальным местом, где можно спрятать труп в такой туманный день. А еще – я мог остановиться там, ни у кого не вызывая подозрений. Вот видите! – Далри подался вперед. – Мне пришлось высадить генерала у ворот Кровавой башни. Я подождал, пока он скроется в арке, ведущей к Колокольной башне, и начал действовать. Открыл дверцу машины, выбросил тело за поручни и уже через мгновение вернулся в машину… Но, видит Бог, я едва все успел. Генерал вспомнил о каком-то деле в башне Святого Фомы – и обнаружил тело. Вот… Вот и все, сэр. Только… еще кое-что. Из-за всех этих ужасов я совсем позабыл о деньгах, которые Фил… которые я… В общем, я о них позабыл. Когда генерал отправил меня за доктором, я решил потом зайти к себе в комнату, чтобы чем-то успокоить нервы. Случившееся ошеломило меня. И вот, в моей комнате лежало письмо. Я и сам не помню, как открыл его, даже не знаю, почему я решил прочитать его именно тогда. Словно моргнул – и уже очутился перед столом, в одной руке – бренди с содовой, в другой – письмо. А в письме том… – Далри поморщился, точно проглотив горькое лекарство. – В письме том… «Не волнуйся об этом больше. Все оплачено. Не говори об этом с моим братом и больше не строй из себя благородного идиота. Лестер Биттон».

Далри вскочил с кресла и обвел всех присутствующих взглядом. Юноша раскраснелся, его глаза горели. Он помолчал, а затем на его лице проступило выражение озадаченности.