Читаем Расследования комиссара Бутлера полностью

Во сне мне, естественно, явилось озарение, но я не смог заставить себя проснуться, а утром единственное, что вспомнилось, это спектакль «Отелло», поставленный почему-то на вилле убиенного Гольдфарба. Живой хозяин, вымазанный сажей, бегал по своим диванам и вопил «Дай мне платок!», а Дездемона (ее роль во сне исполнял Роман собственной персоной) колотила в большом количестве венецианскую посуду.

Чепуха и бред. Утром у меня болела голова, Рина ушла на работу, не разбудив меня и не попрощавшись, и мне пришлось приложить героические усилия для того, чтобы заставить себя сесть к компьютеру и заняться анализом материалов о связях «Хизбаллы» с иранскими спецслужбами. Днем я отправился в университет, чтобы просидеть два часа на нуднейшем семинаре, тема которого была настолько далека от моих интересов (от убийства Гольдфарба, если говорить прямо), что я задремал сразу после того, как докладчик произнес «Прежде чем перейти к…»

Глава 6

Такое простое дело

— Все оформлено, — сказал Роман вечером. — Судья продлил срок содержания Шпринцака под стражей на две недели. Этого вполне достаточно, чтобы подготовить обвинительное заключение.

— Значит, он-таки убил? — спросил я с долей разочарования. Все закончилось слишком быстро.

— Да, улик вполне достаточно. Депутат Шилон на опознании сразу указал на Шпринцака. Следы около виллы были именно от ботинок племянника — совпали все характерные детали. Пуля, которой был убит Гольдфарб, была выпущена из пистолета Шпринцака, баллистическая экспертиза дала однозначное заключение. Алиби у него нет — игроки, с которыми Гай проводил время, утверждают, что он покинул компанию раньше восьми часов. Ему действительно звонили, но Шай Нахмани, которого призывал в свидетели Гай, утверждает, что еще не стал идиотом настолько, чтобы добровольно предлагать Шпринцаку деньги.

— Тогда кто же звонил? — перебил я Романа.

— Пока неизвестно, но это не меняет сути дела. У Шпринцака было достаточно времени, чтобы приехать в Герцлию и убить дядю. Он пока все отрицает, по совету адвоката, но, думаю, при его характере это протянется недолго. Он — не твердый орешек. Расколется.

Мы сидели в моей гостиной и смотрели телевизор. Звук был выключен, чтобы не мешать разговору, на экране кукла, изображавшая Биби Нетаньягу, колотила по голове куклу Арика Шарона. Генералу это нравилось — он с удовольствием подставлял под удары собственную макушку. Совсем как Гай Шпринцак.

— Убийцы, — сказал Роман, — чаще всего не достигают цели. К сожалению, Шпринцак не знал о том, что Гольдфарб изменил завещание. Иначе он не стал бы убивать — не было бы мотива.

— Ну-ка, ну-ка, — потребовал я. — Давай подробнее.

— Полгода назад Гольдфарб составил завещание, в котором отказывал племяннику даже в ломаном шекеле. Там есть специальный пункт, по которому Гай не мог бы оспорить волю дяди, если бы пожелал опротестовать завещание. В общем, племяннику не обломилось бы ни при каких обстоятельствах. Но он-то этого не знал. Он не виделся с дядей больше года, после того, как Гольдфарб дал ему от ворот поворот…

— Почему ты уверен, что Гай ничего не знал?

— Видел бы ты выражение его лица, когда я зачитал соответствующий параграф завещания! Он будто проглотил лягушку. «А я еще считал его порядочным человеком», сказал он. Хорошая реплика, да?

В салон вышла Рина и сказала:

— Если будете пить кофе, Песах, бери растворимый. Это единственный сорт, который у тебя не выкипает. Я иду спать, у меня был тяжелый день.

Тяжелый день был и у комиссара, но он спать не собирался. Напротив, он был настолько доволен завершением предварительного следствия, что терпел и мой кофе, и меня самого, и охотно отвечал на вопросы, задавая их преимущественно сам себе. Кажется, он репетировал свою предстоящую беседу с журналистами.

— Если улики против Шпринцака столь очевидны, — заметил я, выслушав Романа, — то почему он все же настаивает на своей невиновности?

— Дилетант, — отмахнулся Роман. — Они все такие. Когда теряются, у них начисто отшибает способность мыслить логически. Любой профессионал, увидев, какие против него улики, не стал бы отпираться и начал помогать следствию, рассчитывая на снисхождение. А дилетант, да к тому же еще и трус, способен не признавать красное красным, а белое белым. Ему говорят «вот твоя правая рука», и он способен утверждать, что рука не его. Знаю я таких. По-моему, Шпринцак и адвоката своего довел — тот собрался строить защиту на том, что Гай не отвечал за свои поступки, но для этого подзащитный должен хотя бы на этом этапе сотрудничать как с защитой, так и с обвинением. Он должен хотя бы адвоката своего не ставить в трудное положение!

— А если, — спросил я, — Шпринцак говорит правду? И тебе, и адвокату?

— Ты даже растворимый кофе умудрился испортить, — с досадой сказал Роман и поставил на стол чашку, из которой сделал всего один глоток. — Тебе еще раз повторить? Выстрел был сделан из пистолета Шпринцака, следы принадлежат Шпринцаку и никому другому, алиби у него нет, а мотив есть…

Перейти на страницу:

Все книги серии Расследования комиссара Бутлера

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века