Расследования в английском стиле. Сборник классического детектива

Первый этаж дома тридцать четыре по этой улице занимала нотариальная контора, и нас почти сразу же пригласили пройти в кабинет мэтра Валандье, приветливого и улыбчивого человека средних лет.

Люпен назвался капитаном в отставке Жаннио. Он, дескать, хотел бы построить дом по своему вкусу, и ему рассказали о подходящем участке земли рядом с улицей Ренуара.

– Но этот участок не продается! – воскликнул мэтр Валандье.

– Вот как? А я слышал, что продается.

– Отнюдь нет, вы ошибаетесь… – Нотариус поднялся, достал из шкафа какой-то предмет и показал его нам. Я был поражен. Это была точь-в-точь такая же картина, как та, что я купил у старьевщика, и как та, что висела в комнате у Луизы д’Эрнемон. – Вы имеете в виду участок, изображенный на этом холсте, так называемый двор д’Эрнемонов?

– Именно его, – кивнул Люпен.

– Так вот, – подхватил нотариус, – этот двор был некогда частью обширного сада, принадлежавшего откупщику д’Эрнемону, тому самому, которого казнили во времена террора. Наследники постепенно продали все, что можно было продать. Но этот последний клочок земли остался и впредь будет оставаться в их общем владении, до тех пор пока…

Нотариус рассмеялся.

– До каких же пор? – уточнил Люпен.

– О, это целая история, причем весьма любопытная; иногда я для забавы листаю пухлую папку с документами, посвященными этому делу.

– Можно поинтересоваться?

– Почему бы и нет, – ответил мэтр Валандье, который, судя по всему, был рад рассказать нам эту историю, и, не дожидаясь уговоров, он приступил к повествованию: – Едва началась революция, Луи Агриппа д’Эрнемон объявил, что уезжает к жене и дочери в Женеву, а сам запер свой особняк в Сен-Жерменском предместье, рассчитал слуг и перебрался вместе с сыном Шарлем в скромный домик в Пасси, где никто его не знал, кроме преданной старой служанки. Там он скрывался три года в надежде, что его убежище и впредь не будет обнаружено, но как-то раз, когда он отдыхал после трапезы, к нему в комнату вбежала служанка. Она заметила в конце улицы вооруженный патруль, который двигался по направлению к их дому. Луи д’Эрнемон проворно вскочил и в тот миг, когда в дом застучали, проскользнул в дверь, которая вела в сад, испуганно крикнув сыну: «Задержи их хотя бы на пять минут!» Возможно, он хотел бежать, но обнаружил, что у выхода из сада его поджидают. Семь-восемь минут спустя он вернулся, с полным самообладанием ответил на вопросы и, не сопротивляясь, дал себя увести. Его сына Шарля тоже арестовали, хотя тому едва минуло восемнадцать.

– Когда это случилось?

– Двадцать шестого жерминаля, на втором году революционного летоисчисления, иными словами… – Мэтр Валандье помедлил, взглянул на календарь, висевший на стене, и воскликнул: – Да ведь сегодня как раз годовщина того дня! Арест откупщика произошел именно пятнадцатого апреля.

– Любопытное совпадение! – заметил Люпен. – Учитывая, какие были времена, надо полагать, этот арест имел для Эрнемона самые серьезные последствия?

– Воистину трагические последствия, – усмехнувшись, ответил нотариус. – Через три месяца, в начале термидора, откупщик взошел на эшафот. Шарль, его сын, остался в тюрьме, а все их имущество конфисковали.

– Они были несметно богаты, не так ли? – вставил Люпен.

– В том-то и дело! Именно в этом вопросе начинается путаница. Все их богатство, и впрямь несметное, бесследно исчезло. Оказалось, что особняк в Сен-Жерменском предместье еще до революции был продан какому-то англичанину, равно как и все замки, земли в провинции, драгоценности, коллекции и прочее добро откупщика. По распоряжению Конвента, а затем при Директории были произведены тщательные розыски, но они ни к чему не привели.

– Во всяком случае, оставался дом в Пасси.

– Дом в Пасси купил за бесценок некий гражданин Броке, тот самый представитель Коммуны[77], который арестовал д’Эрнемона. Гражданин Броке заперся там, забаррикадировал двери, укрепил стены, и, когда Шарль д’Эрнемон наконец вышел на волю и явился домой, новый владелец встретил его ружейными выстрелами. Шарль подал на него в суд, проиграл дело, затем предложил продать дом за немалые деньги. Гражданин Броке держался непреклонно. Он купил особняк и не желал с ним расставаться; он не покинул бы его до самой смерти, если бы Шарль не заручился поддержкой Бонапарта. Двенадцатого февраля тысяча восемьсот третьего года гражданин Броке убрался восвояси, но так велика была радость Шарля, и, несомненно, его умственные силы были так подорваны перенесенными невзгодами, что, едва ступив на порог отвоеванного дома, не успев даже отворить дверь, он пустился петь, плясать – словом, повредился в уме.

– Гром и молния! – проворчал Люпен. – Что с ним было дальше?