Толстяк злобно покосился в мою сторону. Лакей тоже пробормотал в мой адрес какое-то ругательство.
Но тут в дверях показался старший мальчишка и завопил:
– Кто-то едет! На мотоцикле!
Из-за стены послышался рев мотора. Какой-то человек, рискуя переломать себе кости, спускался на мотоцикле по переулку. Перед дверью он резко затормозил и соскочил на землю.
Несмотря на пыль, покрывавшую его плотным слоем с головы до ног, мы заметили, что одет он не по-дорожному: на нем был темно-синий костюм, брюки с безукоризненной складкой, черная фетровая шляпа и лаковые туфли.
– Разве это капитан Жаннио? – воскликнул нотариус, не сразу узнавший мотоциклиста.
– Он самый, – объявил Люпен, протягивая нам руку, – капитан Жаннио собственной персоной. Просто я сбрил усы. Мэтр Валандье, вот расписка, скрепленная вашей подписью. – Он схватил одного из мальчишек за руку и распорядился: – Беги на стоянку автомобилей и передай, чтобы прислали машину на улицу Ренуара. Стрелой! В четверть третьего у меня неотложное свидание.
– Что он себе позволяет? – зароптали все присутствующие.
Капитан Жаннио извлек из кармана часы:
– К чему волноваться? Сейчас без двенадцати два. В моем распоряжении добрая четверть часа. Но до чего я устал, боже мой! А главное, как проголодался! – Капрал поспешно протянул ему свой пайковый хлеб. Люпен откусил огромный кусок и, усевшись, добавил: – Прошу прощения. Скорый поезд из Марселя сошел с рельсов между Дижоном и Ла-Рошелем. Человек двенадцать погибли, многие получили увечья – пришлось помогать. Потом в багажном вагоне я откопал вот этот мотоцикл… Мэтр, будьте любезны распорядиться, чтобы его доставили законному владельцу. На руле есть бирка. А, малыш, вернулся? Машина ждет? На углу улицы Ренуара? Превосходно! – Он глянул на часы: – Ого! Нельзя терять ни минуты.
Я смотрел на него, снедаемый любопытством. А что, должно быть, переживали наследники д’Эрнемона! Разумеется, они не питали к капитану Жаннио того доверия, какое я испытывал к Люпену. И все же лица их, искаженные волнением, были бледны.
Капитан Жаннио медленно пошел налево и приблизился к солнечным часам. Их основание представляло собой фигуру человека с мощным торсом, державшего на плечах мраморную доску, над поверхностью которой так потрудилось время, что с трудом удавалось различить деления циферблата. Наверху амур с раскрытыми крылышками держал длинную стрелу, служившую часовой стрелкой.
С минуту капитан сосредоточенно рассматривал солнечные часы. Затем он произнес:
– Потрудитесь принести нож.
Где-то дважды пробили часы. В этот самый миг тень стрелы на освещенном солнцем циферблате коснулась трещины, тянувшейся по мрамору и делившей циферблат на две примерно равные части.
Капитан схватил протянутый ему складной нож, открыл его и острием лезвия с величайшей осторожностью принялся скрести смесь земли, мха и лишайника, которой была забита узкая щель. На расстоянии всего двух сантиметров от края он остановился, потому что нож наткнулся на препятствие. С помощью большого и указательного пальцев Люпен извлек из углубления какой-то небольшой предмет, протер его ладонями и передал нотариусу со словами:
– Держите, мэтр Валандье, вот уже кое-что.
Это был огромный, не меньше ореха, бриллиант изумительной огранки.
Затем капитан опять принялся за дело. И почти сразу же – новая остановка. Мы увидели второй бриллиант, великолепием и чистотой не уступавший первому.
Вскоре на свет явились третий и четвертый.
За какую-то минуту, исследовав всю трещину от края до края и не углубившись в нее больше чем на полтора сантиметра, капитан извлек на свет божий восемнадцать одинаковых бриллиантов.
За эту минуту никто вокруг солнечных часов не проронил ни звука, никто не шелохнулся. Наследники пребывали в столбняке. Потом толстяк прошептал:
– Разрази меня гром!
А капрал простонал:
– Ох, капитан, капитан…
Обе тощие сестры лишились чувств. Барышня с собачкой опустилась на колени и стала молиться; лакей шатался, обхватив обеими руками голову, – он был словно пьяный! Луиза д’Эрнемон плакала.
Когда все немного успокоились и захотели поблагодарить капитана Жаннио, того уже и след простыл.
Несколько лет спустя мне все-таки представился случай расспросить Люпена об этом деле. В пылу откровенности он сказал:
– Вы об истории с восемнадцатью бриллиантами? Боже мой, подумать только, что три или четыре поколения таких же людей, как мы с вами, напрасно искали решение этой задачи! А восемнадцать бриллиантов спокойно лежали на месте, чуть-чуть прикрытые грязью.
– Но как вы догадались?