Расставание с мифами. Разговоры со знаменитыми современниками

Девятый час вечера. Позади десятичасовой рабочий день в издательстве, масса встреч, бесконечные автомобильные пробки, да и годы, что и говорить, набежали… Однако быстроты реакции он не утратил – отвечает в темпе блиц, словно тридцать лет назад, когда мы познакомились:

– Пожалуй можно пошутить и назвать – «Судьба лучше жизни». А можно пошутить горько: «А была ли судьба?» Может быть, только биография? Внутренняя судьба, неброская, без экстравагантностей, но довольно необычная и по-своему закономерная, все-таки была. Я говорю о творческой судьбе, но и личная судьба, хотя и выглядела цепью случайностей, тоже закономерна. Все три моих брака я считаю удачными, от трех жен у меня четверо детей, со всеми я дружу и стараюсь, чтобы они ощущали себя братьями и сестрами.

Такое развитие событий я не планировал. Одна жена, один брак на всю жизнь. Как у моих родителей – вот мой идеал. Но судьба сложилась иначе. Было ли это случайностью? Нет. Все это четко коррелировало с моими творческими эскападами. Когда я составлял сейчас книгу стихов, которые уже больше двадцати лет не пишу, то увидел, что стихи писал только в первом браке…

– Одни «веды» считают, что биография управляет творчеством, другие, что творчество управляет биографией, превращая ее в судьбу. Чья позиция вам ближе?

– Безусловно, вторая… Мой жизненный биографический путь был более-менее намечен: я учился в Политехническом институте, окончил факультет радиоэлектроники, аспирантуру, но избрал литературу. Вдруг понял, что литература – это единственное, чем хочу заниматься в жизни.

По заданию «Авроры» написал статью о дискотеках и на десять лет окунулся в рок-н-ролльный андерграунд. Почему? Мне стало интересно. Молодые читатели журнала написали мне: «Что вы в наши проблемы лезете? Что вы в них понимаете?! И вообще вы – старый козел.» А поскольку я – человек самолюбивый, то подумал: «Нет, ребята, я не зря туда лезу». И полез дальше. Это наложило большой отпечаток на мою творческую биографию, очень многие до сих пор знают меня как рок-дилетанта. И даже на мою личную судьбу это повлияло. Я абсолютно уверен, что моя вторая семья рухнула под ударами этого рок-н-ролльного безумия. Я же не просто изучал «рок» со стороны, я окунулся в эту жизнь, богемную, суматошную, странную.

Чисто творческие импульсы формировали и внешние повороты биографии, и в общем-то судьбы. Я последовательно менял творческие личины, ипостаси: начинал как поэт, потом меня идентифицировали как прозаика, следующий этап – путешествие рок-дилетанта. Во время которого не прерывались многие другие занятия (кино давало возможность материального существования) и писался большой роман – я точно знал, что он не будет напечатан, если ничего не изменится, а тогда у нас и мысли не могло возникнуть, что что-то может измениться. В романе ничего политического не было, но по своему духу он был совершенно невозможен для печати…

– Темна вода во облацех воздушных, творческих, но нам, земным жителям, интересно, как возникают у творцов импульсы, порывы. В «Автобиографии» известного английского историка Коллингвуда поразил рассказ о том, как перед ним впервые открылась его судьба. Восьмилетним мальчиком он взял в отцовской библиотеке Кантовскую теорию этики, открыл, перелистал, ничего не понял, но испытал сильнейшее возбуждение, ощущение, что на него отныне возложена некая задача: «Я должен мыслить. О чем мыслить, я не знал».