Расстояние

– Хм. Вот уж нет, в этом смысле наше поколение гораздо счастливей. За редким исключением, мы – выродки застоя, не способные ни созидать, ни нести ответственности, ни быть искренними, поскольку не привыкли прилагать усилия для того, чтобы что-то получать, мы можем лишь отнимать, присваивать, делить, подставлять и трусить при принятии каждого серьёзного решения. Я не удивлюсь, если потомки намеренно уничтожат все следы нашего поколения и постараются о нас забыть.

– Какого застоя? Вы родились в шестидесятых.

– Технически, да, но людьми мы становились в семидесятых. Мы выросли в гниющем теле Союза, а потом сами, как трупные черви, разорвали его изнутри. Потомки холопов, сельских недоумков, возомнившие себя господами. У прежних хозяев имелось понятие чести, достоинства, справедливости, а у нас его нет, некому было научить. Мы и Россию разорвём, вот увидишь.

– Это началось гораздо раньше, только вашей вины не достаточно, – сказал Аркадий тем тоном, которым лишь делают вид, что не соглашаются, всячески подчёркивая солидарность с говорящим.

Роман Эдуардович посмотрел на него грустно исподлобья снизу вверх.

– Себя выгораживаешь? Пустая трата сил и времени, слова никогда ничего не решали, решают только дела.

– Мне это ни к чему.

– То-то и оно. Я никогда не считал себя выдающимся человеком и всегда понимал, что добился успеха, оказавшись в нужном месте в нужное время среди нужных людей. Однако со временем даже со своим образованием начал кое-как разбираться в жизни. Заметил, например, что с возрастом люди сильно меняются и что, если чего-то не замечать, в конце концов оно тебя нагонит и больно шибанёт по затылку.

– И как сие понимать?

– Как хочешь. Просто будь готов в будущем встретиться лицом к лицу с тем, от чего сейчас так легкомысленно отворачиваешься.

– Ни от чего я не отворачиваюсь.

– Дело хозяйское. Ладно, пойдём смотреть проект.

Но этого не потребовалось, в комнату зашёл запыхавшийся Олег и, приняв жест Романа Эдуардовича, встававшего с дивана, за намерение уйти, стал сожалеть и извиняться.

– Прекратите, я вовсе не уходил. Мы с Аркадием содержательно побеседовали об архитектурных особенностях моего будущего дома, и я захотел взглянуть на проект.

– Вот и прекрасно, я вам сейчас всё покажу.

Аркадий остался в комнате один. Ему вдруг захотелось непременно улизнуть с работы, покататься, увидеться с Женей или побыть в одиночестве в своей в квартире, всё равно, лишь бы сменить обстановку. Он мог позволить себе отгул, но не стал, пренебрежение режимом работы казалось ему неприличным, неудобно перед Олегом, просто сбегать из офиса, как это частенько делали некоторые из коллег.

Недопрозревания

Сумбур слов Романа Эдуардовича не шёл у него из головы, но к определённому, вербальному выводу молодой человек прийти не смог, и не только из-за возраста, который, между прочим, уже предрасполагал к самостоятельному мышлению. Чего-то явно не хватало. К тому же его натура, которую манили столь многие и сложные вещи, никак не могла кристаллизоваться вокруг одной идеи. После работы Аркадий, повинуясь бессознательному желанию, стремлению вырваться неизвестно откуда и неизвестно куда, вновь выехал по шоссе на кольцевую и описал большую дугу лишь затем, чтобы вернуться в сердце мегаполиса и продолжить обыденную жизнь.

И ранее в голове молодого человека роились сомнения, что что-то не складывается в его судьбе. Ждал ли он внезапного прозрения, прорыва или просто нащупывал свой путь, парень и сам бы не смог ответить, но поскольку его повседневность не забивали проблемы, которые ежедневно вынуждены решать те, кому не так повезло в жизни, постольку желание завершить робкие поиски причин несоответствия идеального и реального в собственной судьбе приобрело характер насущной, непосредственной необходимости и главного препятствия для обретения счастья. Неразложимый остаток, на который Аркадий постоянно наталкивался то тут, то там, оказался вездесущ и принципиален, и даже слова Романа Эдуардовича, подталкивавшие молодого человека в совершенно определённом направлении, произвели не такой эффект, на какой рассчитывал последний, но более глобальный, более открытый, они явились лишь частью хаотичной мозаики, сложить которую, надо полагать, невозможно. Безроднов-младший был тоньше натурой, чем тот многоопытный делец, чьи выводы являлись результатом непосредственной и специфичной жизни, он не попал в цель, он угодил лишь в маленький её кусочек. Это занятное выражение – «что-то не так» – объясняет всё, не раскрывая ровным счётом ничего, ставит перед проблемой, не давая инструкции для её решения, услышав его, приходится тыкать пальцем в небо пока не зазвенит та единственная (или не единственная) струна, на которой всё держится.