Накинув на себя цветастый халатик и перепоясавшись, она направилась в прихожую.
— Кто? — мрачно поинтересовалась она из-за двери, не отворяя.
— Лида Иванна, Леонид Константинович не у вас?
— Вот еще!
— Вы не знаете, где его искать?
— Дома.
— Дома его нету!
— Значит, уехал человек на выходные. Имеет он право отдохнуть или нет?
— Лидь Иванна, там такое творится! — донесся захлебывающийся голос. — Там такое!
— Ну, что еще случилось? — недовольно произнесла секретарша, но дверь все-таки отворила.
На пороге стоял серый, как грязно-меловая стена, Милютенков.
— В чем дело?
— Завод бастует! — выпалил комсомольский секретарь.
— А я тут при чем? — фыркнула Лидия Ивановна, еще не успев осознать ужасный смысл сообщенной информации. — Мне-то какая радость?
Милютенков выпучил глаза:
— Разве вы не понимаете?! НАШ завод бастует!
— То есть как это — наш? — удивилась секретарша. — Почему? Кто разрешил?!
Из спальни, натягивая на ходу штаны и тряся животом, уже несся директор товарищ Петухов.
— Леонид Константинович! — так и подпрыгнул Милютенков. — Какое счастье, что я вас нашел! Там — тако-о-ое!
— Где мои туфли, Лида? — заорал Петухов. — Скорее!!!
Спустя четверть часа директор в сопровождении Милютенкова вылетел на бурлящую центральную площадь города, где перед зданием горкома партии уже вовсю шел стихийный митинг.
На ступенях горкомовского крыльца стоял Григорий Онисимович в позе пламенного трибуна и толкал энергичную речь.
— Братишки! — выкрикивал Григорий Онисимович. — Вы меня хорошо знаете, и я вас знаю как облупленных. Поэтому не будем впустую тратить время на разговоры. Я на собраниях выступать не умею и не умел никогда, но это у нас не собрание, это, можно сказать, народное вече. Я так думаю, у всех у нас накипело. Почему, спрашивается, начальники распоряжаются нами, как им вздумается? Почему, спрашивается, никто с нами не посоветовался, прежде чем поднять цены на главные продукты?
В толпе загудели. Даша, стоявшая рядом с Игорем, растерянно оглядывалась по сторонам, будто боялась поверить в реальность происходящего. Она пришла сюда вслед за Григорием Онисимовичем в надежде увести его домой, от беды подальше, однако Григорий Онисимович и слушать не захотел, и несчастной Даше не оставалось ничего другого, как задержаться на площади в толпе и ждать, что же произойдет дальше.
— Я вам правду скажу, — продолжал вещать Григорий Онисимович, — я с Петуховым разговаривал, и он меня проверял на вшивость, только не на того напал! Он у меня, почитай, две недели назад спрашивал, а как рабочие отнесутся к тому, если снизить цены на заводскую продукцию; мол, проявят ли рабочие должную сознательность? А я ему сказал, что рабочие у нас все сознательные, да только такое безобразие к сознательности никакого отношения не имеет. Нас же обирают средь бела дня. Труд рабочего человека ни во что не ставят! Есть здесь коммунисты, я хочу спросить?
Над толпой взметнулся лес рук.
— Ну вот, — удовлетворенно кивнул Григорий Онисимович, — коммунистов много. А коммунисты, как правильно говорят, это авангард всего общества. Если мы — авангард, значит, общество должно к нам прислушаться. И начальники — тоже. Потому что они без нас — как ноль без палочки!
Вокруг зааплодировали.
— Я человек бывалый, и знаю, что Первый секретарь нашей родной Коммунистической партии товарищ Хрущев Никита Сергеевич, если бы он оказался здесь, вместе с нами, обязательно поддержал бы наши требования. Но Никиту Сергеевича обманывают и говорят, что рабочие живут хорошо, а на самом деле мы живем — хуже некуда.
Вновь раздались аплодисменты.
Григорий Онисимович выждал, пока аплодисменты стихнут, и нанес решающий удар:
— Вот поэтому я и хочу сказать: мы должны объявить бессрочную забастовку! Потому как по-другому с начальниками уже разговаривать невозможно!
— Правильно! — раздались голоса из толпы. — Верно говорит!
Григорий Онисимович спустился вниз по ступеням, а на его место взобрался небольшой округлый человечек с суетливыми жестами.
— Товарищи рабочие! — писклявым голосом возопил он. — Обращаюсь к вам от имени всех работников горкома партии. Прошу проявлять выдержку и спокойствие и разойтись по домам!
Ответом ему был резкий свист.
— Товарищи рабочие! Будьте сознательны! — взмолился человечек, но его спихнули с импровизированной трибуны, и он пропал в толпе.
Петухов, активно работая локтями, продвинулся к горкомовскому крыльцу.
— Глянь-ка, Петух пожаловал! — громко прокомментировал его появление ироничный мужской голос.
Директор сделал вид, что не расслышал.
Откашлявшись и приняв начальственный вид, он оглядел толпу. Надо признаться, что сердце его в этот момент бешено колотилось от страха, однако Петухов нашел в себе достаточно мужества и сил, чтобы голос его не дрожал.