Рассуждение о добровольном рабстве

Так как, сударь, всякое новое сведение, которое я сообщаю о нем, является удлинением его посмертной жизни и так как, кроме того, его имя еще более выигрывает в благородстве и почете в зависимости от того места, где его принимают, то мне надлежит не только распространять по возможности шире его произведения, но и отдавать их на сохранение почтенным и добродетельным людям, среди которых Вы занимаете такой высокий ранг. Поэтому я решил преподнести Вам эту небольшую его работу, чтобы дать Вам возможность принять этого нового гостя и оказать ему любезный прием. Я решил сделать это не ради той пользы, которую Вы сможете извлечь из нее, ибо я прекрасно знаю, что для чтения Плутарха и ему подобных Вам не нужны переводы; но, возможно, что госпожа де Руасси, увидев здесь воочию очень живо изображенными правила своего собственного брака и доброго согласия с Вами, с огромным удовлетворением почувствует, что ее прекрасные естественные склонности не только достигли того, чему учили самые мудрые философы относительно обязанностей и правил брака, но даже превзошли их требования. И во всяком случае для меня всегда лестно быть в состоянии сделать что-нибудь приятное Вам или Вашим близким во имя моей обязанности оказывать Вам всяческие услуги.

Молю бога, сударь, да ниспошлет он Вам долгую и счастливую жизнь.

Ваш преданный слуга

Мишель де Монтень.

Замок Монтень,

сего 30 апреля 1570 г.

ПИСЬМО ГОСПОДИНУ ЛОПИТАЛЮ [219]

канцлеру Франции

Монсеньер, мне кажется, что Вы и те из вас, которым судьба и разум вручили управление государственными делами, ничего так усердно не ищете, как способ распознавать людей, назначаемых на подобные посты: ибо вряд ли есть хоть какая-нибудь самая захудалая община, в которой не нашлось бы достаточно людей, подходящих для исправного выполнения любой общественной должности,лишь бы только правильно производились их подбор и расстановка; и если бы это было достигнуто, то вопрос о совершенном составе государственного аппарата был бы решен. Но чем более это желательно, тем труднее это достижимо, принимая во внимание, что ни глаза ваши не могут видеть так далеко, чтобы суметь отобрать и выбрать среди такого большого и рассеянного множества людей, ни что они не могут проникнуть в глубины людских сердец и узнать их намерения и волю, т. е. то главное, что должно быть учтено. Поэтому не было ни одного столь благоустроенного государственного ведомства, в котором мы часто не замечали бы ошибок в подборе и распределении людей, а если в тех учреждениях, где управляют невежество, злоба, ложь, милости, интриги и насилие, можно найти какой-нибудь достойный и правильно сделанный выбор, то мы обязаны этим фортуне, которая при непостоянстве своих многообразных поворотов на сей раз встретилась случайно с движением разума.

Сударь, это соображение часто утешало меня, когда я думал, что господин Этьен де Ла Боэси, один из наиболее подходящих и незаменимых людей на высшие посты Франции, в течение всей своей жизни коснел в забвении и оставался привязанным к родному пепелищу, к великому ущербу для нашего общего блага, ибо, что касается его самого, то я сообщаю Вам, сударь, что он был так щедро украшен добродетелями и сокровищами, даруемыми судьбой, что не было никогда человека более удовлетворенного, ни более довольного.

Я прекрасно знаю, что он был возведен в своей округе на посты, которые считались высокими; и знаю, сверх того, что никогда ни один человек не обнаруживал при этом больших талантов и что в возрасте тридцати двух лет, до которых он дожил, он приобрел такую славу на своем посту, как ни один другой до него; но тем не менее не следует оставлять в солдатах того, кто достоин быть командиром, ни оставлять на средних должностях тех, кто хорошо справлялись бы с высшими. Его силами действительно плохо распорядились, их слишком пощадили; так что по исполнении своих обязанностей у него оставалось много свободного и неиспользованного времени, от применения которого государство выиграло бы, а он прославился.

Но так как, сударь, он был так ленив в том, чтобы самому проталкивать себя и выходить из тени на свет, ибо, к несчастью, добродетель и честолюбие не уживаются друг с другом, и так как он принадлежал к столь грубому и насыщенному завистью веку, что ему не оказали никакой помощи другие люди, то я горю желанием, чтобы, по крайней мере после его смерти, его память, которой единственно я обязан узами нашей дружбы, получила достойную ее награду и чтобы она стяжала уважение почтенных и украшенных добродетелями людей.