Рассвет

Любовь Артура застала ее врасплох, но нашла идеальное прибежище в сердце девушки. Все дни и часы, которые Анжела проводила в его обществе, на самом деле были потрачены ею на приготовление этого прибежища. Мы все знаем прекрасную библейскую историю о сотворении мира — о том, как сначала была пустота, и дух бродил по водам, затем возник свет, а затем — жизнь, и наконец, в мир пришел человек, чтобы обратить все созданное в свою пользу. Конечно же, на деле эта история, которая сегодня является универсальным и вечным прообразом и символом всего на свете, на самом деле — не более чем о зарождении и росте совершенной любви в человеческом сердце.

Мертвой зимой почва готовится, чтобы принять семя в свое лоно. Затем приходит весна, и земля покрывается зеленью. Пространство пусто до тех пор, пока солнце внезапно не пронзит его своими лучами и не сделает великолепным; так и сердце холодно и не осознает своих целей, пока дух не устремится к нему, как к воде, и оно не начнет быстро расти, получив цель жизни. И что это будет за перемена! Что общего у цветка с семенем, из которого он вырос, или у полуденного неба с темнотой перед рассветом?

Размышляя в своей комнате, пока ночной воздух овевал ее разгоряченное чело, а рука прижималась к сердцу, как бы желая утихомирить его радостное волнение, Анжела смутно осознавала все это.

Была ли она такой же — душой и сердцем — как месяц назад? Нет, тысячу раз нет. Тогда что же это за таинственная перемена, которая, казалось, потрясла ее до основания? Какой ангел потревожил воды, в которые она так недавно погрузилась? И откуда взялась целительная сила, которую она нашла в этих водах, сила, приносящая покой после смутных тревог последних двух недель, зрение, чтобы видеть единственное благо — свою любовь, быстроту; стремительность, чтобы следовать за ней, и способность выдержать весь этот натиск? О, счастливый, счастливый мир! О милосердный Создатель, напоивший ее из живительного источника! О, Артур, любимый Артур!

По утрам в воскресенье Пиготт имела обыкновение смягчать драконовскую суровость своих неписаных законов за завтраком, который, вообще говоря, начинался не раньше половины девятого. Именно в этот час она явилась, как обычно, — нет, не как обычно, потому что было воскресенье, и на ней было строгое черное платье — и со всей подобающей торжественностью приготовила чай.

Прошло несколько минут, и вошла Анжела, вся в белом, очень красивая в своем простом облегающем платье, но немного бледная и с застенчивым выражением лица.

Она приветствовала свою няню поцелуем.

— Да что это с тобой такое, милочка? — воскликнул Пиготт, чей зоркий глаз заметил перемену, которую она пока не могла определить. — Ты выглядишь… как-то иначе.

— Тише! Я расскажу тебе все по порядку.

В этот момент в коридоре послышались быстрые шаги Артура, сопровождаемые топотом, возвещавшим, что Алек следует за ним. По мере того как шаги приближались, Анжела, бедная Анжела, краснела все сильнее и сильнее, пока Пиготт, наблюдая за ее лицом, не догадалась, в чем причина непривычного облика ее воспитанницы.

Шаги приблизились, дверь распахнулась, Анжела, судя по ее виду, уже готова была провалиться сквозь землю, и зрелище это так заинтересовало Пиготт, что она даже пролила себе на платье горячий чай, чего никогда раньше не делала.

Первым вошел Алек, который, следуя своему обычаю, кинулся к Анжеле и лизнул ей руку, а за Алеком, выглядя несколько смущенным, но очень красивым и счастливым — ибо Артур обладал тем типом лица, которые становятся красивыми, когда их владельцы счастливы, — шел хозяин Алека. Затем последовала крошечная, но очень неловкая пауза.

В подобных случаях, то есть, при первой встрече после помолвки, всегда возникает — особенно когда это происходит в присутствии третьего лица — весьма значительное затруднение обеих сторон: они не знают, как им себя отныне вести по отношению друг к другу. Должны ли они рассматривать вчерашнее маленькое происшествие как своего рода конфиденциальный сговор, на который нельзя ссылаться иначе, как в частной беседе, и вернуться к вчерашним «мистеру» и «мисс»? Это, конечно, было бы проще всего, но ведь тогда это был бы также и решительный акт взаимного отступления. Или же им стоит заключить друг друга в объятия, как подобает обрученным любовникам? Процесс настолько нов для них, что они чувствуют насущную потребность в тайной репетиции. Между тем время поджимает, и все начинают глазеть на них… и надо что-то делать.

Таковы были чувства Артура и Анжелы. Он в замешательстве остановился перед ней, она склонила голову над собакой. Однако вскоре Алек заскучал и ушел, и так как продолжать смотреть в пол было теперь бессмысленно, Анжеле пришлось очень медленно поднять голову. Вскоре их взгляды пересеклись — и тогда они то ли поняли друг друга без слов, то ли сила их притяжения преодолела силу сопротивления — сказать наверняка трудно, но Артур, повинуясь главному закону природы, наклонился и поцеловал милое личико.

— Вот это да! — воскликнула Пиготт, и молочник, выпав из ее рук, покатился по полу.