Рассвет 2.0

— Да, — сказал я, — Костя оригинален, это верно. Ну ладно. Если что, если вдруг станет плохо — звони. Постели не будет, но я просто приеду и с тобой поговорю. И помогу.

Я вышел из музея и позвонил маме.

— Мам, ты как?

— Нормально, — у нее голос был слегка запыхавшийся, — тренируюсь.

— Извини, что помешал. Давай приеду сейчас? Обеда не надо — я на работе поел.

— Конечно, Сташю. Приезжай. Я всегда тебе рада.

Эпилог

Провожать нас собралась огромная толпа. Вроде бы, со всей Уральской Дуги улетали на Радугу всего двадцать восемь человек — четыре семьи с ребенком (на Радуге родились первые дети, и теперь брали и малышей), пять пар и еще шестеро одиночек. Но народу на площади перед космодромом было точно несколько сот.

С Ильей, Ленкой и их Артурчиком приехала чуть ли не сотня человек — тетки, кузины, прочая родня, куча друзей, весь школьный отряд Артура.

Как же замечательно, что мы попали на один корабль, в одну партию с семьей Ильи — значит, и на Радуге нетрудно будет поселиться вместе. Конечно, друзей найдешь везде — но с Илюхой мы уже как родные. Да и Марси с Ленкой подруги.

А нас провожало не так уж много народу. Родители Марси не приехали — мы съездили в прошлом месяце к ним в Гватемалу попрощаться. Только один ее двоюродный брат Хасинто, который жил в Румынии, подъехал проводить, и теперь Марси стояла с ним за ручку, обмениваясь краткими репликами. С нашей семейной стороны не приехал вообще никто. От отделения были двенадцать человек — но они нас с Илюхой обоих провожали; от музея приехали попрощаться Никита, Рафик и сам Величенко. На днях Величенко торжественно вручил мне по поручению Академии диплом историка — образование я закончил ускоренно. Ева прислала восторженное видеописьмо. Она уже год как жила в Житомире и училась на садовода — а историю вовсе забросила. С Костей у нее вышла драма, Ева была с ним вместе полгода и за это время отощала, осунулась и перестала за собой следить. Зато страсти испытывала нешуточные. Наконец она попала в психиатрическое отделение, а Костя в это время уже крутил шашни с коллегой на очистке. Не закончив очистку, он уехал, предоставив восстанавливать почвы в Кузине другим — вместе с новой возлюбленной, на этот раз в Европу, то ли заниматься радиационной очисткой под куполами, то ли, как туманно намекалось, его пригласили в какие-то высшие сферы, пока что консультантом — чуть ли не в совет Южноевропейского Узла. В эти слухи я не особенно верил. С Евой же пообщался, помог ей восстановиться после бурных страстей, и она все-таки уехала в Житомир.

Динка тоже приехала с нами попрощаться. Вот и все, собственно. И еще мама.

Мне казалось, что она все-таки постарела. Хотя выглядела еще вполне бодрой пожилой женщиной, спортсменкой — движения точные и легкие, светлые волосы забраны в красивый узел. Верный Чарли сидел у нее ног и даже не делал попыток отойти.

Я и стоял все время рядом с ней — ни с кем больше не общался. Марси разговаривала с другими. А у меня застрял в горле комок.

У мамы не получилось.

Речь о переезде в колонию зашла еще тогда, три года назад. Это была мечта Марси, и я окончательно понял, что это и моя мечта тоже. Но мешала мысль о маме. Я обещал никогда не уезжать от нее далеко. Почему она даже в старости не может радоваться близким людям?

Но эта проблема легко разрешилась. Мама получила и на Мировом Совете, и на Этической Комисии полное оправдание. Ее ни в чем не ограничили. Ее действия признали адекватными ситуации. Разве что не наградили, как нас с Марси. Она осталась героиней Освобождения и легендой. Мне тогда мама сказала:

— Я рада тому, что человечество подтвердило приговор, который я вынесла Гольденбергу.

И вот, когда я осторожно завел речь о колониях, у мамы заблестели глаза и она воскликнула.

— Знаешь — нет ничего лучше, чем закончить свою жизнь, переживая новые приключения!

Она подала на переселение вместе с нами. Никакой дискриминации по возрасту среди переселенцев не было. Считалось, что на новом месте потребуются и дети, и взрослые, и старики с их опытом и памятью. Ну а если уж отбирать среди стариков, то мама и по здоровью, и по ценности для общества наверняка выиграет любой конкурс.

И через несколько месяцев мы получили ответ. Отрицательный.

На этот раз убийство Гольденберга сыграло роль. Совет переселенцев не хотел брать на Радугу Ли Морозову. Возможно, ее поступок и был правильным — но она была осколком старой эпохи, а на Радуге с самого нуля будет строиться новое, чисто коммунистическое общество. Конечно, ответили нам не в таких выражениях, но указали в качестве причины именно тот конфликт.

Марси тогда сказала:

— Тогда и мы не полетим. Без тебя мы никуда не полетим.

— Не говори ерунды, — ответила мама, — вы полетите в любом случае. И надо писать апелляцию.

Но две апелляции ничего не дали. Совет был непреклонен. И вот подошла наша очередь занимать место на корабле…

— Ты не забыл? — говорила мама. — Координатор ОЗ на Радуге Марина Логинова. Ее предупредили. Свяжись как можно быстрее, сразу после прибытия.