Рассвет над волнами

Он поднял шляпу, отряхнул от песка, убрал пастели и сложил их в коробку, где оставалось еще несколько листов картона под портреты.

— Закрываю лавочку, — пояснил, паясничая, Алек. — На сегодня хватит. Думаю пригласить тебя на пиво, если, конечно, ты не боишься, что я тебя скомпрометирую.

— То есть как?

— Откуда я знаю? Увидят знакомые, а городок маленький. Наверное, все друг друга знают, а ты, возможно, замужем…

Амалия взволнованно дышала, но старалась не подавать вида и ответила довольно спокойно:

— Да, замужем, но не за Отелло. А если бы даже за Отелло, не думаю, чтобы его рассердила моя получасовая беседа с тобой.

— Тогда прости меня, я сейчас. Надо решить несколько административных вопросов.

Он собрал мольберт, сложил коробку с пастелями, листы картона, прихватил складной стул и скрылся в одной из дверей террасы. Амалия повернулась к морю и смотрела на него невидящим взглядом, будучи не в состоянии даже думать: слишком много сил ей потребовалось, чтобы спокойно произнести эти последние фразы. Почувствовав прикосновение руки, она вздрогнула.

— Давай спустимся вниз: там людей меньше. Я забочусь о тебе, а не о себе. Лично мне все равно. Я привык быть на виду. Люди проходят, останавливаются, смотрят, как я работаю, комментируют. Одни дают умные советы, другие говорят глупости. Я ко всему привык.

Они стали спускаться по лестнице. В просветах между ступеньками просматривался голубой бассейн, построенный для туристов. Амалия остановилась. Алек по инерции сделал еще один шаг и тоже остановился, обернувшись к ней. Их лица находились теперь на одном уровне, взгляды встретились.

— Почему, Алек? Почему? — почти закричала Амалия.

— Почему я докатился до поденщины? Это целая история, — криво усмехнулся Алек, отводя глаза. — Пойдем поговорим за столиком. Я сегодня работал как сумасшедший и здорово устал. Когда погода непляжная, тогда у меня хороший улов — туристки так и вьются, каждой хочется заполучить свой портрет. Со мной работают еще двое коллег, но они ушли обедать, а я задержался, изображая эту «мадонну». Теперь я ей признателен за задержку. Если бы я ушел со всеми, то не встретил бы тебя. — Алек нарочито галантным жестом пригласил Амалию за свободный столик под желтым зонтом, на котором голубыми буквами была сделана надпись: «Чинзано», пододвинул ей стул, держа его за спинку, и только после того, как Амалия села, сел сам. Осмотревшись, он достал сигареты и зажигалку: — Сигареты западногерманские, попробуешь? Они без никотина…

Она не спеша взяла сигарету, подождала, пока Алек поднес ей зажигалку. Амалия вспомнила, что он никогда сразу не прикуривал, а предпочитал сначала погасить огонь, а затем щелкнуть зажигалкой вновь. Он как-то объяснил ей причину этой суеверной привычки, уходящей корнями во времена англо-бурской войны, когда третий не имел права прикурить от одного огня. Будучи своего рода оригиналом, Алек модернизировал эту привычку. Не изменил он своей привычке и сейчас.

Алек поискал кого-то глазами, потом поднял вверх два пальца и улыбнулся тому, кому был адресован жест. Амалия не обернулась, не захотела узнать, кто же стоит у нее за спиной. Ей не хотелось разговаривать, ей лишь хотелось услышать от него рассказ о себе. Амалия смотрела на Алека, и странное чувство охватывало ее, словно это был он и не он. Прошедшие три года давали о себе знать. Суровая складка на его подбородке обозначилась резче, появились морщины. По одежде, по манере поведения Амалия пыталась угадать, как он живет сейчас, где работает, обеспечен ли, доволен ли жизнью. Но его одежда ни о чем не говорила, электронные часы и модная импортная зажигалка тоже, ведь страсть к подобным вещам водилась за ним и в студенческую пору.

Официантка, молодая блондинка, принесла два высоких бокала с пеной в два пальца:

— Пожалуйста, маэстро.

— Спасибо, Ани, — поблагодарил он. — Надеюсь, пиво холодное?

— Прямо из холодильника, маэстро, — слегка удивленно ответила девушка.

— Тебя и здесь знают.

— Больших усилий для этого не надо, особенно когда целыми днями торчишь за мольбертом и пачкаешь картон. Маэстро — так на пляжах обращаются даже к фотографам.

— А ты, оказывается, можешь быть скромным, — улыбнулась Амалия.

— За тебя! — сказал он, поднимая бокал. — Умираю от жажды. — Он выпил пиво, промакнул губы белым, в мелкую полоску платком: — Хорошее пиво. Тебе нравится?

Она кивнула в ответ. Алек затянулся сигаретой, с шумом вдыхая табачный дым, тут же погасил ее в пепельнице и закурил новую.

— Ты молчишь…

— О чем говорить, Алек?

— Разумеется, ты ждешь объяснений. Вероятно, смотришь на меня как на человека потерянного. Может, в какой-то степени это и так. По крайней мере, на первый взгляд. Но знай, я еще не сказал своего последнего слова. Ну ладно, так и быть, расскажу все по порядку.

— Начни с выпуска… Лучше с последних дней учебы в институте, — чувствуя, как пересохли у нее губы, попросила Амалия.