Рассвет Полночи. Херсонида

Поэзия С.С. Боброва 457 высказался, что рифма это «оковы Музы», она стесняет полет мысли и «убивает душу сочинения». Обосновывая свою позицию, он сослался на опыт английских и немецких поэтов и суждения непоименованного В.К. Тредиаковского. Однако, чтобы дистанцироваться от последнего, Бобров специально оговорил отказ от дактило-хореев: «Дактило-хореическая мера у нас слишком плохо известна и не всегда правильно по-русски передавалась. Я не осмелился последовать таковому недостаточному примеру...». Возможно, дополнительным мотивом использовать в поэме белый стих послужили ассоциации с античностью, вызываемые самим предметом песно- творения - Тавридой. Главное в стихах, по Боброву, это «тайная гармония», происходящая «от благоразумного подбора буквенных звуков». Аллитерации и ассонансы, которыми должно компенсироваться отсутствие рифмы, играют большую роль в поэме (примеры - почти на каждой ее странице). Иногда созвучия возникают на концах стихов, причем последовательно, образуя уникальную для своего времени рифмовку, как, например, в таком отрывке: Что в том, что горы возвышенны, Восшед к экваторским вершинам, Из недр своих ключи струят И злато в их струях крутят! Последне счастье - что с собою Паляще солнце над главою Из утренних выводит врат Для прохлажденья зноя ветр! - Но счастие сие - надолго ль? Что в том, что в Сеннаарских долах Млеко и меды самородны На мхах пушистых протекают... (Таврида. С. ПО; ср. в «Херсониде»: песнь IV, ст. 106-117) Есть в поэме и довольно выразительные звукоподражания, например:

458 В Л. Коровин Лишь в тощих шумных камышах Мне чудится в сей страшный час Органный некий тихий звук. (Таврида. С. 190; ср. в «Херсониде»: песнь VI, ст. 47-49) Звукоподражательно - немотивированными по смыслу перерывами речи - Бобров попытался изобразить даже смертный час шерифа: «Ах! - как - редеет в сердце - бой? Я много - вам - хотел вещать. - Се - смертный - мрак! - о вечна ночь! Алла! - при-ми мой - дух! и - о-о - »58. Сказал! - и, отвратясь лицем, Простерся, - воздохнул - и умер. (Таврида. С. 255; ср. в «Херсониде»: песнь VII, ст. 834-838) «Таврида», поэма новаторская по форме и содержанию, была не сразу оценена современниками59. И.И. Мартынов еще в начале 1804 г. констатировал: «Не смотря (...) на все величество Гимна сего, воспетого Природе в стране, мало 58 А.А. Крылов привел этот фрагмент как пример «ложной естественности»: «Весьма естественно и вероятно, что старец в минуту кончины не мог договорить последних слов, но очень странно смертные вздохи его перелагать в стихи. Это истина, но истина грубая и отвратительная. Она неприятным образом говорит нам о нашей слабости и ничтожестве...» {Крылов 1822. С. 460-461). 59 Первый известный отклик на «Тавриду» (и единственный до выхода «Рассвета полночи») принадлежит Радищеву. Написанная им в ссылке поэма «Бова» (1799) содержит целый ряд перекличек с «Тавридой» и другими стихотворениями Боброва (см.: Алексеев М.П. К истолкованию поэмы Радищева «Бова» // Радищев. Статьи и материалы. Л., 1950. С. 171-173, 185-194), причем во вступлении к поэме Радищев прямо назвал «Тавриду» среди вдохновлявших его сочинений: «Без складов она, без рифмы / Вслед пойдет певцу "Тавриды", / Но с ним может ли сравниться... / (...) / Возьму плащ я для тумана, / А Боброва в услажденье».