— Это старая-престарая песня, которую пели в горах партизаны, — пояснила Лулу. — Никосу она очень нравилась. Но нынешние слушатели любят другие…
— Нет, нет, я только о словах. Не красьте в черное…
Елена быстро подошла к платяному шкафу, что-то там долго искала, затем вернулась с красным материалом в руках.
— А ну посмотрим, — сказала она, прикладывая материю к Лулу.
Мы же решили в черном? — удивилась Лулу.
— А как ты пела? Не красьте в черное, — загадочно произнесла Елена. — Да, девочка моя, для нас наступили печальные времена, и черные платья сейчас под стать гречанкам. Я так и думала, что мы с тобой будем петь в черном. Но вот твоя песня…
Елена еще раз приложила материю к Лулу и решительно сказала:
— Давай лучше сделаем так, Лулу. Одна из нас будет петь в черном, другая — в красном. Эти цвета ведь как символы трагедии и надежды. Да, наша родина в трауре, но мы с тобой и все честные греки живут надеждой на будущее! Это поймут все, кто будет нас слушать.
Лулу еще долго стояла с накинутым на нее красным материалом около зеркала, а потом сказала:
— Да, пожалуй, так будет лучше.
— Ну и слава богу, девочка моя! — обрадовалась Елена. — Спой, пожалуйста, до конца.
Лулу кивнула и продолжила свою песню:
Алексис был невольным свидетелем этого разговора, не выдавая своего присутствия. Но когда Елена воскликнула, что песня ничуть не устарела, Алексис вошел в комнату.
— Вот Алексис пусть скажет, — сказала Елена. — Спой, Лулу.
— С удовольствием послушаю еще раз, — согласился Алексис.
— Вы слышали? — смутилась Лулу.
— И думаю, что ваша идея использовать красный и черный цвет будет иметь большой успех.
— Но почему я должна быть в красном? — спросила Лулу.
— Потому что ты, моя девочка, наша надежда, — ответила Елена. — Мать-Греция в трауре, а дочь Греции вся в надежде.
— Золотые слова! — похвалил Алексис.
— Тогда за дело! — воскликнула Елена.
Арифа и Сильвана, решившие задержаться в Париже до концерта, помогали чем могли своим друзьям. Египтянка оказалась хорошей портнихой — быстро скроила платье для Лулы, а Сильвана помогала ей — строчила на швейной машинке. Мистера Джекобса в «святая святых» — в комнату, где мастерили одежду для концерта, не пускали, и он развлекался беседами с Алексисом на греческом языке.
На концерт двух греческих певиц пришло так много людей, что в большом зале были заняты все проходы, люди стояли в амфитеатре, на балконе…
Елена и Лулу были встречены бурей рукоплесканий, громкими приветственными криками. Зал встал, когда две женщины в черном и красном платьях запели знаменитый гимн на слова Соломоса, и подхватил эту песню гордости и надежды:
С последними словами многие бросились к сцене, и казалось, воодушевленные песней греки, а их здесь было большинство, поднимут на руки своих знаменитых соотечественниц.
Молодой грек на сцене — ведущий концерта — долго не мог объявить следующий номер. Когда же ему все-таки удалось сказать, что первое отделение состоит из песен Никоса Ставридиса — истинного патриота Греции, человека, который в эти минуты ведет смелый поединок с ненавистной хунтой, собравшиеся заглушили его слова громом аплодисментов.
Концерт произвел огромное впечатление на эмигрантов и парижан, собравшихся в зале. Елену и Лулу долго не отпускали со сцены — заставляли петь одну песню за другой. Громкий голос ведущего тонул в аплодисментах, которые волнами обрушивались на певиц. Вдруг на сцене появился пожилой мужчина, который попытался воспользоваться небольшой паузой, чтобы что-то сказать. Но байронисту — а это был именно мистер Джекобс это никак не удавалось. На помощь пришла Лулу — она подняла руку, и зал мгновенно затих. Мистер Джекобс, не отпуская певицу, начал говорить:
— Я англичанин, но буду говорить на греческом языке, языке страны, которая сейчас опять под гнетом тиранов. В годы второй мировой войны я сражался вместе с вами, греки. Моим другом был и есть Никос Ставридис. И еще один ваш соотечественник — герой Сопротивления Василис Коцарис, который сейчас здесь, в Париже. Он прикован к постели, но слышит биение ваших сердец. Василис просил, чтобы Лулу исполнила одну старую песню, которую она когда-то пела вместе с Никосом Ставридисом.
Лулу вся вспыхнула от неожиданной просьбы друзей отца. Оркестранты недоуменно переглянулись и отложили инструменты. Лулу без аккомпанемента запела веселую песню своего детства: