— Не мог предположить, что моя скромная персона может кого-то заинтересовать, — так же спокойно произнес заместитель руководителя работ.
— Господин Киру, — подобострастно ответил за него Дастоглу.
— Киру? Из университета? — спросил Пацакис и резко повернулся в сторону выстроившихся людей, которые начали шуметь. Англичане и другие иностранцы, громко выражая свое недовольство, начали медленно расходиться. Пацакис бросил строгий взгляд на господина Дастоглу, но тот беспомощно пожал плечами и развел руками.
— Вы в состоянии ими руководить или это должны сделать мы? — взревел Пацакис.
— Иностранцы, господин начальник, — опять пожал плечами Дастоглу.
Пацакис немного подумал, словно остывая после вспышки, и спросил:
— Где этот англичанин?
— Если он вам так нужен, то я схожу за ним, — предложил Киру.
— Этот англичанин, видимо, из любителей эллинских культурных ценностей? — с каким-то подвохом спросил Пацакис.
— Крупный эллинист и знаток эллинских ценностей, — сказал старый археолог.
— И делите все пополам или продаете эти ценности?
Киру словно выпрямился от этих слов, как человек, готовый броситься в драку.
— Есть разные англичане, как и разные греки! — резко произнес он.
— Ну, в этом мы еще разберемся, а сейчас вместе пойдем за англичанином, — высокомерно произнес Пацакис и кивнул своим людям.
— Если рискуете спуститься в подземелье, то пожалуйста, — сказал Киру и направился к лабиринту. За ним последовали четверо агентов.
Пацакис строго спросил у руководителя работ:
— Вы уверены, что этот англичанин там один и с ним нет посторонних?
— Кто же там может быть, господин начальник? — с удивлением спросил господин Дастоглу.
— Коммунисты!
Если бы здешний начальник услышал, что на территории раскопок появился снежный человек, он, вероятно, не так удивился бы.
— Что им там делать? — недоуменно вымолвил он.
— Я вот сейчас пошлю вас… туда и тогда-то вы нам и скажете, господин Дастоглу, что им там надо, — с угрозой в голосе произнес Пацакис. — Кстати, этот ваш заместитель не из коммунистов? Опять не знаете? А я вот припоминаю, что это он учинил скандал в университете, ударил уважаемого нами человека, а дружки-приятели спрятали его от суда в этих… развалинах, которые, возможно, стали убежищем и еще для кого-нибудь.
— Для кого же, господин начальник? — смертельно перепугался Дастоглу.
— Я предоставляю вам это удовольствие — увидеть своими глазами!
Пацакис что-то сказал рядом стоявшему агенту, и тот догнал и остановил группу у самого входа в подземелье. Затем Пацакис кивнул руководителю работ, дескать, догоняй и спускайся вместе с ними.
— Господин начальник, — прошептал Дастоглу, — не знаю, коммунист мистер Джекобс или нет, но знаю, что он не похож на некоторых своих соотечественников. Он искренне предан своему делу и разграблением чужих богатств не занимается.
— Добавьте, господин Дастоглу, что вам-то лично больше нравятся другие… его соотечественники, которые вывезли немало наших ценностей и, заметьте, не без помощи некоторых греков.
— Я чист, как белый мрамор!
— Белый мрамор, как и человек, бывает чистым лишь в младенчестве. Потом все грязнеет. И человек и мрамор.
— Вы меня в чем-то подозреваете?
— Идите!
И несчастного господина Дастоглу как ветром сдуло — он бросился к входу в подземелье. Но спуститься не успел. В этот момент из подземелья появился мистер — Джекобс. И — одновременно зазвучала музыка — песня Ставридиса.
Англичане, давно покинувшие строй, сидели, разложив газеты на недавно отрытых плитах, и дымили сигаретами. В руках одного из них — молодого паренька был миниатюрный транзистор. Паренек заметил, что к греческой песне все прислушиваются, и усилил звук. Немедленно к нему бросились двое из окружения Пацакиса и стали вырывать из рук маленький черный предмет, который привел в бешенство их шефа. Паренек еще крепче прижал к себе транзистор, другие англичане стали отталкивать агентов. Завязалась драка, раздались выстрелы…
…Вскоре после ухода Джорджа Джекобса Никос услышал песню… Свою песню! Это казалось чудом. Певец сидел в каменном лабиринте, а там, наверху, гремел по радио его голос.
ЛАМБРАКИД ИЗ ПИРЕЯ
Самандос-старший чудом остался жив после автомобильной катастрофы, подстроенной несколько лет назад агентами Пацакиса. Неунывающий веселый пышноусый грек по-прежнему потчевал давних и новых друзей из Афин и Пирея, рассуждал с ними о политике и прочих делах в своей маленькой кофейне под широкой кроной старого каштана. Здесь по вечерам, особенно в воскресные дни, всегда было людно, за столиками возникали интересные разговоры, а если появлялись поэты, музыканты, артисты, то очень популярная среди трудяг кофейня превращалась в настоящий клуб, который опекали коммунисты и левые силы «красного пояса» греческой столицы. Кофейня была и в поле зрения властей, тайной полиции. Незаметно, но умело Самандос поддерживал в своем заведении атмосферу братства и доверия, а помогали ему сыновья, многочисленные друзья…