Рассвет с Рыцарем-Волком

Эвандер бежит со скоростью необъезженного жеребца. Костяшки моих пальцев побелели, пальцы онемели от того, как я держалась за Эвандера, и от прохладного утреннего воздуха, обдувающего мое тело. Но даже когда слезы наворачиваются на глаза от ветра, улыбка рассекает мои губы.

На этот раз, когда мы преодолеваем хребет вдали, мы не останавливаемся. Эвандер продолжает бежать вниз по склону холма, проносясь мимо любопытных глаз Конри. Я улыбаюсь еще шире.

Однако вскоре он замедляет бег, останавливается и опускается животом на землю. Я принимаю это как знак, что надо слезать. Как только я слезаю, Эвандер переворачивается на спину, возвращаясь в человека. Он продолжает громко пыхтеть, его тело покрыто потом, а лицо раскраснелось.

— Он действительно… позволил тебе… уйти, — наконец вымолвил Эвандер, ошеломленно глядя на небо над головой. Вздымающаяся и опускающаяся грудь притягивает мой взгляд, и я едва сдерживаю желание прижать его к себе здесь и сейчас. Это особенно трудно, когда он наклоняет голову и ослепительно улыбается мне. — Ты действительно невероятная.

Я ложусь рядом с ним на траву, наблюдая за тем, как похожие на овечек облака танцуют по голубому полю.

— «Невероятная» не была бы поймана с самого начала. Она бы никогда не поддалась его обаянию.

Он делает глубокий вдох и медленно выпускает воздух, восстанавливая дыхание.

— Ты права. Но лучшие мужчины и женщины поддались его обаянию. А что касается того, что тебя поймали, то ты хорошо использовала это в своих интересах.

Я тихонько вздохнула и приложила тыльную сторону предплечья ко лбу.

— Мне пришлось отказаться от преимущества, чтобы сделать это.

— Значит, он знает о Брундил. И что из этого? — Эвандер смотрит на меня. — Он не может призвать ее без тебя. И я знаю, что ты никогда не злоупотребишь ее силой от его имени.

— Ты так веришь в меня. — Я встречаю его взгляд.

— В тебя легко верить. — Эвандер сдвигается в траве и смотрит на небо, но лишь на мгновение, прежде чем закрыть глаза и сделать еще один глубокий вдох.

Я никогда не видела его таким расслабленным. Таким… свободным. Я не единственная, кто сбросил вес, сбежав от Конри. Для меня это огромное облегчение, а ведь я пробыла в ловушке с Волчьим Королем совсем недолго. Могу только представить, что чувствует Эвандер, когда ему удается вырваться на свободу.

— Эвандер, — деликатно начинаю я, — какой была твоя жизнь до Конри?

Он открывает глаза и смотрит на небо. Интересно, видит ли он свою стаю, людей, которых он любил, танцующими среди облаков? Во время последовавшего за этим молчания я начинаю сомневаться, что он вообще мне расскажет. Мы были так осторожны в общении, когда дело касалось чего-то слишком личного. Даже если мы пересекли многие границы, это совсем другой вид близости, чем тот, о котором я прошу сейчас.

— Мирно, — наконец говорит он. Никогда еще я так сильно не цеплялась за то, что кто-то скажет дальше. — Мы жили у леса на краю территории лыкинов. Я никогда не понимал, что… что за обстоятельства у меня были. — Он слегка нахмурился. — Я рос без политики стаи и Волчьего Короля. Я жил жизнью, о которой большинство волчат только мечтают. До того дня, когда он пришел за нами.

Боль в голосе Эвандера притягивает меня к нему. Я слегка отодвигаюсь и тянусь сквозь траву, чтобы найти его пальцы. Но даже когда я касаюсь его, он продолжает смотреть на старых призраков, которые взирают на нас сквозь завесу между этим местом и Великим Запредельем.

— Конри убил… Он забрал у меня всех, кого я когда-либо знал и любил. Он должен был убить и меня, но не сделал этого. Живой я был ему дороже.

— Потому что ты знаешь о духах? — спрашиваю я, едва удержавшись от того, чтобы добавить, И о ведьмах?

— И потому что я был последним самцом в своей стае — по праву альфы стаи, состоящей из одного самца. Меня. Но это достаточно символично для него, чтобы сделать меня своим рыцарем и отнять у меня способность иметь детей. Показать другим альфам, до чего он может опустить стаю… мужчину…

Мои ребра кажутся слишком маленькими для моих легких. Я подавляю хныканье. Эта боль его, а не моя. Я сочувствую ему, но не могу выразить это открыто, потому что это может отвлечь его от того, что действительно важно в данный момент.

— Это… так жестоко, — шепчу я.

Наконец-то его глаза обращены к моим. Призрачные, но острые. Отстраненные, но каким-то образом способные заглянуть мне в самую душу.

— Он жесток, — говорит Эвандер. — Каждый день я проклинал его имя. Я не знал, почему позволил взять себя живым. Бывали ночи, от которых я хотел никогда не проснуться. Дни, когда я переходил все границы в надежде, что Конри просто прекратит это.

— Эвандер…

— Но теперь… теперь я благодарен за каждый вздох. Каждый шрам на моей плоти и сердце — как карта, которая привела меня сюда, сейчас, к тебе. Я бы не променял ни секунды боли, потому что отказ от этого означал бы отказ от удовольствия от твоего общества, твоих улыбок, твоего тела. — Он произносит каждое слово так открыто. Так искренне. Он так неожиданно обнажил передо мной свою душу, и я не знаю, что с этим делать.