Рассвет в декабре

Под ними, далеко внизу, глянцевито отсвечивала ровная брусчатка не тронутой бомбами безлюдной улицы. Шаги бегущих людей звонко топали среди тишины. Показались трое: впереди мчался во весь мах, большими шагами высокий, за ним маленький и, далеко отставая, бежал еще один, еле передвигая ноги. Из-за угла за ними следом выскочили двое солдат, так близко, что последнего они догнали сразу и едва схватили за плечо и встряхнули, как он упал, да так и остался на месте, а они пробежали мимо.

Солдат крикнул «Хальт!» и выстрелил наугад или простои в воздух, и тот, что так здорово мчался первым, будто на стену налетел — на бегу остановился, очень высоко поднял руки и все тянул, стараясь поднять еще повыше, и четко выкрикнул:

— Хенде хох!.. Будь ласка!.. Хенде хох! — и опять тянул руки изо всех сил вверх.

Маленький продолжал бежать, и в тот момент, когда он, ловко пригнувшись, резко бросился в сторону, ударили сразу два автомата, и он дернулся, точно хотел обернуться назад, падая на бегу, и по инерции прокатился головой вперед по мостовой. В то же время тот, слабосильный, что остался лежать от одного толчка, вдруг поднялся и, пошатываясь, безнадежно медленно шаркая согнутыми ногами, попробовал побежать в другую сторону, обратно за угол. Прогрохотали опять оба автомата. Солдаты минуту еще стояли наготове, точно оглядывая сделанную работу, убедившись, что все в порядке, подошли к лежащему, что кричал «Хонде хох», потолкали сапогом, перевернули его на спину и посветили в лицо фонариком.

Потом они подошли к маленькому, которого убили на бегу, и тоже посветили на его плащ, на рыжие волосы. «Ох, так я и знала», — сказала девушка.

Солдаты постояли в нерешительности, переговариваясь. Слов было не разобрать, но разговор был деловитый, вроде ворчливой перебранки дворовых соседей, точно один сварливо приставал: «Ну вот опять мусора набросали под окнами, теперь за ними убирай!», а другой огрызался: «Да черт с ним, с этим мусором, обойдется!..» — «Черт с ним, черт с ним, тебе б только самому не подметать!» Так они и ушли, неторопливо, и голоса у них были беззлобные и равнодушные.

В небе понемногу светлело. Звезды над головой у них разгорались, тонули в облаках и снова выплывали в озера чистого неба. Очень тихо было вокруг.

— Хенде хох, вот дурак несчастный, ну я уж нет! — горячим полушепотом заговорила опять девушка. — Я уж не остановлюсь!.. Я побегу, им в сапожищах меня нипочем не догнать, я на ногу легкая, ну что может быть? — из автоматов сразу схватишь на бегу штук пять попаданий, и точка, не поиздеваешься, брат! Это когда долго откладывают, тянут да готовятся, тогда страшно. Я уже видела! А так? Тьфу. Схватятся, сразу ударят трое, четверо, и все. Сами не понимают, чугунные морды, что тебя же спасают! Ты-то побежишь? Со мной?

— Лучше… Чем обратно?.. Лучше…

— Ну, тогда смотри. Сговорились. За руки возьмемся и… Нет, за руки нельзя, это мешать будет. Просто побежим вместе, вот как рыжий, рядом побежим, и все… Ты давай к той стенке перекатывайся, там лежи. Я тут буду.

Он осмотрелся, подвигаясь, куда она ему показала. Площадка балкона вся была открыта со всех сторон, только низкая бетонная ступенька основания сорванной ограды прикрывала ее от улицы. Да проросшая по щелям трава прошлогодняя и новая, нелепо тут, на высоте, покачивалась, точно в чистом поле на ветру. Зато сверху она была вся на виду. Дом напротив, на той стороне улицы, правда, был низкий, трехэтажный, но за крышами невдалеке поднималась темная масса собора с колокольней. Ага, там, конечно, и есть сторожевой пост, наблюдательный пункт, как предупреждал парень. Правильно. Как он сказал?.. Да, можно хорошо отдыхать, пока светло не станет. Тогда все! Как на подносе окажешься на самом виду.

— Да, может, мы еще выберемся… Что-то нам везло до сих пор.