Рассвет в моем сердце

Несмотря на боль, я не могла допустить, чтобы Костя заболел, и приложила палец к его ледяным губам. Наши глаза встретились, на мгновение мне стало нечем дышать. Не хочу его отпускать. Но кто я такая, чтобы удерживать вольного творца силой? Даже силой своих чувств.

– Идем пить чай, Коэн.

Костя вскинул бровь, уловив бесцветность в моем тоне, но спорить не стал. Он разулся и направился в сторону комнаты, шлепая по полу промокшими насквозь носками. И почему у него грязное лицо? Так растерялась, что не спросила. Ладно, разберемся. Главное сейчас – это согреть упрямого художника.

Я прошла на кухню, и через минуту Костя тоже оказался там. Он торопливо накинул на плечи плед, сел на кожаный диван и смотрел на меня, будто запоминал каждую мелочь. Я отвернулась, зажгла лампочку над вытяжкой, достала две чашки. Фиг ему, пусть любуется нарисованным портретом. Я поставила чайник, и мы молчали, пока закипала вода.

Больше всего мне хотелось почувствовать губы Константина на своих. Но если это прощание… Я должна быть сдержанна, верно?

Щелчок вскипевшей воды вызвал дрожь. Мое лицо наверняка горело, руки не слушались, во рту пересохло. Я кинула пакетики с заваркой в каждую чашку и донесла их до стола. Сесть напротив или рядом? И то, и то – пытка. Я осталась стоять у столешницы и прервала тишину вопросом:

– Как ты узнал, где я живу?

– Ответ тебе не понравится. – Костя рассмеялся и отпил из кружки. Там кипяток! Но даже не поморщился. Он сделал еще пару глотков.

Костя напоминал воробушка: укутался в плед с головой, видны только красный нос, озорные глаза и губы… приоткрытые, чувственные.

– Говори.

– После встречи с Марией…

– Мне понравился этот ответ, – перебила я. – Рада, что вы помирились.

– Ох, жестокая ты девушка, Яна! Мы с ней попрощались.

Маленькая радость – он не вернулся к Марии! – сменилась глухим отчаянием: какое мне дело? Разве он останется со мной? И жестокость… От кого я слышу! Не я огорошила его заявлением об отъезде.

– Хм. Мария рассказала тебе тайну моего адреса?

– Она подожгла мою квартиру, – сухо объяснил Костя. – Точнее, кто-то другой по ее указке. Догадываюсь кто. Ее верный пес.

– П… подожгла? – Вот откуда следы копоти! Я попыталась вспомнить, видела ли ожоги. – Ты в порядке?

– Да, когда я приехал, пожар почти потушили.

От облегчения я едва не осела на пол и крепче вцепилась в столешницу. Но мне опять стало больно за Костю:

– А вещи? Фотографии? Пластинки?

– Ты. Главное, в порядке ты. – Костя допил чай, встал и скинул плед. Подошел и провел ладонью по моему лицу, убирая прядь волос за ухо.

Я вздрогнула. Секунду Костя колебался, глядя на мои губы, но все же решил вернуться к дивану. Ровно сказал:

– Фотографии есть в телефоне. Пластинки жалко, но, честно говоря, я все равно их не слушал. Предметы для рисования куплю новые – займу денег у друга. Жалко владельца лофта, надеюсь, ему выплатят компенсацию. Почему ты не подходила к телефону? Я звонил.

Стыд и радость смешались в безумный коктейль эмоций. Звонил!

– Разрядился…

– Вот как. – Костя рассмеялся, и в его смехе звенело облегчение. – Твой адрес я узнал, когда позвонил в компанию, в которой ты работала. Мне повезло, что о моем звонке узнал какой-то Иван.

Я удивленно округлила глаза.

– Ну ты сталкер! – И прикусила язык, вспомнив, как сама искала Костю в «Гугле» через пару дней после знакомства. – Прости. Телефон правда валяется где-то в комнате. – Не притронувшись к чаю, я спросила: – Зачем на самом деле ты пришел, Константин? Извиниться? Попрощаться?

– Сложно сказать, – хрипло отозвался он. – Наверное, все вместе.

Весна, 2012. Москва (Через пару дней после аварии)

Смех на похоронах неуместен, как мини-юбка в церкви, но мне было очень смешно, и я не смогла сдержаться. Хохотала, закрывая рот ладонью.

– Извините. – Я отмахнулась от изумленных гостей и вышла на веранду. Теплый майский ветер унес мой смех и его причины.

Родители внесли плату за коттедж, позвали гостей, украсили комнаты. Мама и папа готовились встретить здесь мой день рождения, а встречают… свои похороны. Судьба – та еще шутница. В зале до сих пор висели шары, а надпись «С праздником, доченька!» мне пришлось сдирать самой.

Ничто не заставляет так повзрослеть, как скорбь. Мне не нужны вечеринки – я их возненавидела. Мне не хотелось никого видеть – у всех жизнь продолжалась. Меньше всего я думала про поминки. Это очередное напоминание, как праздник стал трагедией. Но родственники все решили за меня, устроив день воспоминаний: какими прекрасными были мои родители, как они любили меня… Взгляды всех присутствующих словно кричали: Яна, ты была недостойной дочерью, родители погибли из-за тебя. Или мне казалось? Или я сама так думала?

Вернувшись в коттедж, я собиралась найти тетю Марину, у которой буду жить, пока «не справлюсь с обстоятельствами», и уйти с поминок. Отличная формулировка, кстати. «Обстоятельства».

Чья-то ладонь опустилась на мое плечо.

– Сочувствую. – Худая женщина с заколотыми наверх светлыми волосами смотрела на меня с грустью. – Любая помощь, Яна…