Растерянный континент. В защиту демократии и независимости Европы

Вопреки распространенному мнению процесс создания швейцарского федерализма был турбулентным. Кроме того, что он долго готовился, он был омрачен порой кровавыми конфликтами, зачастую ожесточенной политической борьбой, экспериментами и неудачами. Итог был обусловлен и давлением извне. В этом плане он ничем не отличался от процесса объединения Европы, ставшего результатом двух братоубийственных мировых войн, а также решения могущественных победителей, США и СССР, принудить континент к объединению в своих интересах после победы 1945 года.

Ничто так не далеко от правды, как представление, будто все это происходило весело и радостно. Каждый шаг сопровождался высоким напряжением и ожесточенной борьбой между федералистами и антифедералистами, с одной стороны, и консерваторами и либералами или прогрессивными радикалами – с другой[136]. Как в США в конце XVIII века и в Европе сегодня, линия фронта проходила между сторонниками промышленного развития в условиях свободной торговли, поборниками традиционной экономики и налоговых барьеров, патрициями и консерваторами, выступавшими против расширения демократических прав, радикалами-модернизаторами, социалистами и примкнувшими к ним просвещенными буржуа, католиками-защитниками Церкви и духовенством, и бескомпромиссными антиклерикалами, отстаивавшими Kulturkampf[137] и секуляризм.

Фактор безопасности и роль армии

В эпоху реставрации и восстановления Швейцарии пришлось избавиться от тяжкой опеки Австрии Меттерниха, которая вслед за французским протекторатом постоянно вмешивалась в ее внутренние и внешние дела. В 1848-м и в последующие годы Швейцария вновь оказалась изолированной в Европе, опять ставшей ультрареакционной после поражения «весны народов». Построение федерации шло рука об руку с обретением полного и окончательного суверенитета. Одно не могло произойти без другого.

Этот параллелизм был совершенно очевиден для Алексиса де Токвиля. Внимательный наблюдатель за демократическими процессами, он считал, что вопросы безопасности и суверенитета, основными символами которых являются оборона и армия, тесно связаны между собой. В статье 8 Союзного договора 1815 года предусматривается, что все необходимые меры для обеспечения внутренней и внешней безопасности Швейцарии принимает сейм. «Это позволяет ему делать все что угодно», – отмечал Токвиль, добавляя, что «у сильнейших федеральных правительств не было больших прерогатив»[138].

Вопрос создания федеральной армии (бюджет, командование, вооружение, униформа, учения), призванной заменить кантональные формирования, вызвал эпичные 50-летние дискуссии, очень напоминающие обсуждения в связи с Европейским оборонительным сообществом (EOC) в 1954 году или с европейской армией сегодня, где стороны разделяются по лояльности к иностранным державам одних и преданности кантональным традициям других.

Этот период созревания, когда реставрация постепенно уступила место восстановлению, а олигархия – демократии, очень важен тем, что напоминает объединение Европы с 50-х годов XX века и по сегодняшний день. В Швейцарии к тому же действовал принцип «функциональности», связанный с успешной унификацией таких секторов экономики, как почтовая служба, система мер и весов, валюта и таможенные сборы, а также принцип, основанный на заключенных между кантонами конкордатов.

Как Швейцария устранила угрозу сепаратизма

Было несколько попыток перекроить территорию внутри Швейцарии (например, в кантонах Гларус и Швиц, отделение Верхнего и Нижнего Вале в 1839 году, выход княжества/кантона Невшатель из подчинения королю Пруссии в 1850-м), как сегодня в случае Каталонии, Фландрии и Северной Италии, или как разделение Чехии и Словакии в 1992 году. Угроза сепаратизма присутствует постоянно, если демократические федеральные институты работают недостаточно эффективно, как в случае империи Габсбургов или в случае Испании/Каталонии в наши дни.

Отличие Швейцарии заключается в том, что политическая партия и социальная основа движения за сильную федерацию победили благодаря настойчивости и правильно выстроенному демократическому процессу. Для этого требуется сильная воля к переговорам и дух компромисса, а также отказ от аксиомы «победитель получает все». Главное, что этническое или культурное большинство придерживается этих принципов и убеждено, что этническое или культурное меньшинство, как бы ни различались цифровые значения, имеет те же права, как в федеративном государстве: маленький Род-Айленд обладает теми же правами, что и Калифорния, при всем несходстве демографических и экономических показателей. В Швейцарии крошечная романшская (100 тыс. человек) или италоязычная община (450 тыс. человек) равны в правах с шестимиллионной немецкоязычной общиной.