Растлённая

- Уговорила. Попка переносится на другой раз. На сегодня для тебя все. Тебя не хотят, - она хихикнула. - Но тебе придется помочь нам. Будешь стоять рядом со свечкой. Освещать. Чтобы Стас не промахнулся.

И она загоготала, довольная своей шуткой. Между тем Стас нервничал. Одно дело - драть эту потаскушку самому, и совсем иное, чтобы она смотрела, как ты занимаешься сексом со своей подругой. И хотя вперед его толкало какое-то животное любопытство, что если у него просто ничего не получится?

Опасения оказались напрасными. Влада устроила сеанс орального секса, после которого Стас превратился в одну сплошную эрекцию. Он держал подругу за голову, временами поглядывая на Олю, стоявшую в метре со свечкой в вытянутых руках, и приговаривал:

- Смотри, сука. Не отводи глаза, смотри.

Затем Влада встала на четвереньки, и Стас пристроился сзади.

Оля смотрела на них, но сквозь слезы почти ничего не видела. Влада орала, как будто ее резали. Оля чувствовала себя так, как если бы ее поставили в громадный чан, наполненный дерьмом. С той лишь разницей, что не было физического запаха. И физической боли.

8

- Оля, с тобой все нормально?

Татьяна Анатольевна, учительница биологии, складывала в папку свои бумаги и смотрела на девушку, не спешившую покинуть кабинет. Остальные ученики проворно выходили в коридор: это был последний урок на сегодня.

Оля промолчала, не нашлась что сказать, и Татьяна Анатольевна добавила:

- Задержись, пожалуйста.

Оля глубоко вздохнула, но не стала придумывать внезапно возникшую причину, почему она должна поспешить. В конце концов, торопиться ей действительно некуда. Она все равно не пойдет сейчас домой. Лишь около пяти часов, когда мать наверняка вернется с работы. Но не сейчас.

Так она поступала уже четвертый день. Не хотела рисковать. Стас откровенно предупредил, чтобы она явилась после школы на сеанс “совместного с сестрой орального секса”. Влада тогда еще хихикнула и сказала, что знает, кто из двоих стоящих на коленях перед Стасом сестер понравится ему больше. Похоже, парочка была не против проводить над Олей эксперименты.

Потому она и не спешила удалиться, что ей еще нужно убить несколько часов. Близились новые выходные, но девушка твердо решила, что напросится с родителями на дачу. Если они снова откажут, она скажет, что у Таниной соседки День Рождения в пятницу, и Оля останется ночевать у подруги, чтобы поздно не идти домой. В субботу она, конечно, домой не пойдет. Лучше в подъезде переночует, если не будет иных вариантов. Хорошо, что уже тепло, и ночи относительно теплые.

Татьяна Анатольевна выждала, пока класс покинут все ученики. Биология была, пожалуй, единственным предметом, в котором Оля Кольцова оставалась сильной ученицей, несмотря даже на последнее время, когда она практически забросила учебу. Отчасти поэтому Татьяна Анатольевна была единственным учителем, кто тепло относился к девушке. Это было взаимно. И не только по причине взаимосвязи с успеваемостью в школе, что являлось основой отношений между учениками и учителями. Все было гораздо проще. Татьяна Анатольевна являлась едва ли ни единственным учителем, с которым можно было поговорить, задать какие-то вопросы, которые обычно не задают учителям.

Они остались вдвоем. Учительница как-то странно смотрела на нее еще во время урока, но все равно вряд ли задержала бы ее, если бы Оля сразу покинула класс. Девушка признала, что сама во всем виновата. Ухудшало ситуацию то, что Оля, понимая, что ничего не расскажет, не хотела бы оттолкнуть учительницу нежеланием излить душу. В конце концов, Татьяна Анатольевна не заслуживала такого.

- Ты в последнее время как-то изменилась, Оля, - заговорила учительница. - Что-то случилось?

Оля молчала, теребила замок сумки.

- Может, у тебя проблемы со здоровьем? - попыталась зайти с другой стороны Татьяна Анатольевна. - Голова болит или еще что?

Оля покачала головой.

- У меня все нормально.

Она буквально выдавила эти слова и поняла, что следующие станут камешком, вызывающим лавину чувств: она расплачется. Всего лишь одно слово. Между тем молчать она не могла. Если не хотела, чтобы ее не задержали ровно на столько, чтобы докопаться до истины. Или, чего хуже, не повели бы к директору, где уж точно ее примутся давить, невзирая ни на что.

Татьяна Анатольевна приблизилась к ней, несмело, как будто не была уверена, что нужно продолжать проявление заботы и интереса. Сорока шести лет, достаточно опытная, она понимала, что со временем в школе ничего не изменилось. И учителя, и ученики по-прежнему большей частью обособлены, и слияние душ между ними остается не больше, чем сказкой.

- Все нормально? - переспросила женщина. - Мне кажется, у тебя что-то случилось. Может, с родителями?

Оля молчала. Она просто не могла что-то сказать: тут же разревется. Будь перед ней любой другой человек, Оля сделала бы единственно возможное в этой ситуации: выскочила бы из класса, не говоря ни слова. Просто обошла бы учителя, и пусть попробует, протянет свои руки. Но она не могла так поступить с Татьяной Анатольевной. Не могла. Только не с ней.