Растоптанные цветы зла

В этом отношении священники очень мало отличаются от писателей, философов и прочих личностей, чья профессиональная деятельность так или иначе связана с репродуцированием пустоты, или же, как ее еще теперь принято называть, «духовности». Правда, у поэтов все-таки имеются хоть какие-то тексты, запечатленные на листочке бумаги, которые могут быть подвергнуты публичному обсуждению, тогда как священники не производят совершенно ничего: ничего такого, что можно было бы потрогать руками, увидеть, оценить или хотя бы всерьез обсудить! Ведь невозможно же проверить, насколько качественно были отпущены грехи умершему, и попал ли он после смерти в так называемый рай. Вряд ли кто-нибудь когда-либо возвращался с того света, чтобы предъявить претензии на этот счет. Поэтому каждому, кому приходится иметь дело с представителями духовенства, следует помнить, что они видят перед собой людей, которым практически никогда не доводилось нести ответственность за свои слова и поступки.

Тем не менее все это вовсе не мешает служителям культа раздавать направо и налево советы и рекомендации. Но что дает им право так поступать? И самое главное, откуда они сами берут уверенность в своих силах и способности обо всем рассуждать, причем не просто рассуждать, а поучать? Некоторые считают, что сознание собственной исключительной значимости им помогают обрести черные балахоны, в которые они наряжаются во время церковной службы и телевизионных ток-шоу, ибо те своим необычным видом сегодня даже чем-то отдаленно напоминают украшенные перьями наряды индейских и чукотских шаманов. Однако я так не думаю. Все гораздо проще. Не стоит забывать, что современный священнослужитель прежде всего является выпускником академии или же, на худой конец, семинарии, то есть, по сути, дипломированным специалистом по пустоте. И именно в дипломе он и черпает сегодня свою уверенность в праве судить обо всем на свете: точно так же, как инженер чувствует себя способным рассуждать о машинах, а программист – о компьютерах.

У религии, как я уже сказала, довольно много общего с искусством. Другое дело, что искусство, в отличие от религии, как раз и является своеобразной формой представления жизненного опыта человека, не имеющего прямого отношения к его деятельности в качестве художника, писателя или музыканта. С этой точки зрения литературу, вероятно, даже можно было бы назвать «жизнью после смерти». Поскольку писатель, работая над книгой, в этот момент как бы уже не живет, а только рассказывает читателям о своем предыдущем существовании, где он вполне мог бы быть одним из них: учителем, врачом, инженером, математиком, бизнесменом, преступником или же выращивать овощи и выпиливать лобзиком. И пусть формально его книги повествуют о чем-то совсем ином, они все равно будут неизбежно свидетельствовать о «долитературной» жизни автора на символическом или же, точнее, стилистическом уровне. Причем мерой стилистической чистоты того или иного произведения будет именно отсутствие в нем каких-либо примесей чисто писательского опыта его создателя, включая и так называемое «мастерство». Иными словами, искусство должно быть сверхчеловеческим и пустым. Поэтому идеальным художником можно будет назвать того, кто, утратив интерес к жизни, решит посвятить остаток своих дней литературе или там живописи: в буквальном смысле, от нечего делать. Однако это такой идеал, к которому вряд ли кто станет сознательно стремиться.

Выпускники Литературного института или же Академии художеств, наоборот, склонны оценивать значимость того или иного произведения, исходя исключительно из профессиональных навыков, полученных ими в соответствующих учебных заведениях, то есть опять-таки из пустоты, дипломированными специалистами по которой они себя всерьез считают. Поэтому их суждения и оценки обычно бывают столь же безответственны и наивны, как у духовенства. Кажется, они даже не представляют, что, только отказавшись от профессии писателей и художников и перейдя, образно выражаясь, в «иное измерение», они обрели бы наконец хоть какое-то право называть себя людьми искусства. Правда, тогда им, видимо, опять пришлось бы постоянно рассказывать окружающим о том, как они когда-то были писателями… Так что это практически безнадежный случай, и все эти личности навсегда потеряны для человечества.

Что касается философов и искусствоведов, то у них в наши дни и вовсе нет выбора, ибо людей без дипломов, которые занимались бы сейчас такого рода деятельностью, просто не бывает, во всяком случае, я таких не встречала. Поэтому и те и другие тоже вещают из пустоты и о пустоте.

Глава двадцать пятая Хэппи-энда не будет. Искупление, блин!