1) К востоку от Дадонова царства Дадон встретил Шемаханскую царицу, но Ширванское ханство находится к востоку от Грузии. При этом расстояние подходит. В сказке говорится, что тревога в столице началась через восемь дней после отправки очередной армии, когда не получалось никаких вестей: если принять, что войска шли форсированными маршами и также форсированно возвращались с вестью ожидаемые гонцы, то, значит, до границы Дадонова царства было около четырех дней форсированного перехода или около двухсот километров. Как раз такое расстояние имеется, положим, от Тбилиси (столицы Грузии) до Ганджи, которая была уже вне Грузии, но близко к ее границам. Вот именно в этом месте Дадон и ожидал встретить то, чего он не встретил:
Еще пройдя несколько суток, он находит наконец высокие горы – восточные отроги главного Кавказского хребта.
2) Мудрец явно арабского происхождения: «в сарачинской шапке белой» (сейчас говорят – сарацинской). Оскопление сильно практиковалось у соседей Грузии (бывало даже, что иранские цари оскопляли грузинских заложников): за отсутствием других, более приятных возможностей, скопцы превращались в ученых и звездочетов.
3) Золотой петушок есть, несомненно, колхидский фазан, отличающийся очень ярким оперением.
Установив таким образом местоположение Дадонова царства, постараемся установить время событий, изложенных в «Золотом петушке». Совершенно несомненно, что оно относится к тому периоду истории Грузии, когда жили всегрузинские цари (см. Бердзенишвили и др. «История Грузии», часть 1, 1946), от царя Баграта III (975) до царя Георгия VII (1466). Предыдущие и последующие периоды, когда Грузия была разделена, явно не подходят, так как восточные грузинские царства в то время были отделены от моря (следовательно, лихие гости никак не могли идти с моря), а западногрузинские были отделены от Шемаханского (Ширванского) ханства и флирт с Шемаханской царицей при наличии конкуренции со стороны восточногрузинских царей был явно неосуществим, принимая во внимание темперамент грузин (выразившийся во взаимном убийстве обоих сыновей царя Дадона).
Не будучи сильно эрудирован в истории Грузии, я все же решаюсь высказать свое мнение, что «Сказка о Золотом петушке» в поэтической форме изображает историческое событие, а именно эпизод войны Давида IV Строителя (в энцикл. словаре Брокгауза и Эфрона он называется Давидом II Возобновителем, т. 78, с. 589) с турками, вторгшимися в Ширван. Привожу полностью из «Истории Грузии», с. 196: «…в 1123 году султан вторгся в Ширван, овладел его столицей Шемахой, захватил владетеля страны, носившего титул „Ширван-хана“ и послал Давиду письмо, в котором с насмешками и угрозами предлагал ему „померяться силами“».
Давид освободил Шемаху (султан уклонился от сражения) и присоединил к Грузии Ширван.
Что подтверждает такую гипотезу:
1) Странный антураж шемаханской девицы в «Сказке о Золотом петушке»: она же ведь без армии, следовательно, похожа не на предводительницу вражеского войска, а, скорее, на беглянку; надо полагать, что это была дочь ширванского шаха, избежавшая плена, и галантный Дадон ей вернул обратно царство (об этом, правда, в сказке не упоминается).
2) Последовательность сигналов золотого петушка очевидно обозначает: первый – нападение султана на Ширван, второй – встречу первой армии с Шемаханской царицей, третий – конфликт между сыновьями Дадона: ничего лишнего.
3) Что означает конец сказки:
Это, очевидно, касается последующей истории: в том же XII веке Ширванское ханство освободилось от господства Грузии; быстрое исчезновение Шемаханской царицы обозначает кратковременную связь Грузинского и Ширванского царств.
4) Несомненно, само имя Давид очень созвучно с Дадоном, тут совсем легкая маскировка.
5) Давид IV был выдающимся правителем и действительно «смолоду был грозен он», а то, что Дадон представлен в смешном виде, только лишний раз подтверждает, что наш великий поэт любил позубоскалить. Это же подтверждают и слова:
Пушкин изобразил девицу такой привлекательной, что вряд ли осуждал ее крайне легкомысленное поведение (мы знаем, что и сейчас существуют такие шемаханские царицы).
Полагаю, что именно такое толкование «Золотого петушка» соответствует замыслу Пушкина.
Кончается она, как известно, словами: