Расцвет империи. От битвы при Ватерлоо до Бриллиантового юбилея королевы Виктории

Начиная с этого времени либералы оставались господствующей партией вплоть до эпохи Дизраэли. Можно с некоторой уверенностью сказать, что теперь существовали только две партии, Либеральная и Консервативная, а оставшиеся пилиты постепенно сходили со сцены. Либеральных лидеров Рассела и Палмерстона королева называла не иначе как «два ужасных старика». Последним настоящим пилитом, пожалуй, был ее с некоторых пор жалующийся на нездоровье супруг.

В том же месяце Дерби вынесли вотум недоверия, и Палмерстон в возрасте 75 лет во второй раз стал премьер-министром. Он умел удивлять. Одни считали его просто старым паяцем, слабо ковыляющим по коридорам Уайтхолла, другие называли его «лорд Купидон», намекая на его моложавый вид. Для них он олицетворял особую английскую натуру, жизнерадостную до самого конца. Он стал в правительстве «постоянной величиной», вековым камнем. Он заманил Гладстона в казначейство, хотя их вряд ли можно было назвать соратниками. Один из депутатов вспоминал, что на первые заседания кабинета Гладстон являлся с ворохом разнообразных предложений. Пока он говорил, Палмерстон рассматривал официальные документы, а когда Гладстон умолкал, он стучал по столу и произносил: «А теперь, милорды и джентльмены, давайте приступим к делу». По некоторым сведениям, он также говорил лорду Шефтсбери: «Гладстон скоро устроит все по-своему, и, если он займет мое место, нас ждут очень странные дела». Это был вопрос не политики, но личности, которая, в сущности, играет в политике важнейшую роль.

Дерби и Дизраэли не хотели смещать Палмерстона, боясь, что от этого станет только хуже, поэтому они заключили с премьер-министром трехлетнее «перемирие», разумеется не утратив своих прав лояльной оппозиции. Дерби советовал Дизраэли уговорить Палмерстона опереться на поддержку консерваторов — «учитывая преклонный возраст и немощь Палмерстона, чем чаще они смогут выступать одним лобби против радикалов, тем будет лучше». Он сам также сообщил Палмерстону, что тот может полагаться на консерваторов в любой момент, когда ему угрожают требования радикалов. Однако к этому времени популярность Палмерстона восстановилась настолько, что он вполне мог без этого обойтись. Однажды он прогуливался с коллегой по Хрустальному дворцу. Ставший свидетелем этого случая виконт Оссингтон писал: «Когда он появился в поле зрения, всех, кто был в здании — мужчин и женщин, молодых и старых, — как будто пронзило электрическим током: “Лорд Палмерстон! Здесь лорд Палмерстон! Браво! Ура! Да здравствует лорд Палмерстон!”»

Так или иначе, главные действующие лица Вестминстера были крепко связаны друг с другом «итальянским вопросом» и вероломством австрийских хозяев Италии, хотя стороны этого конфликта ни у кого не вызывали особенной симпатии. Во внешней политике так было всегда. Иногда Англия нарушала собственные правила, но по большей части она все же старалась держаться в стороне от зарубежных конфликтов, которые чаще всего оканчивались ничем. Писатель Джон Трелони даже предполагал, что внешняя политика помогает правительству держаться на плаву в полном опасностей мире: «Очень многие в этот момент испытывают огромные опасения по поводу текущих перемен и их возможных последствий. Америка, Франция, Италия, Польша, Венгрия — опасность повсюду. Кто откроет первым танцем этот бал смерти?» Таким человеком стал Наполеон III, объявивший войну Австрии. Его поддерживал новый союзник — Сардиния, стремившаяся вырвать итальянские территории из пасти Австрии. После поражения при Монтебелло и Сольферино австрийцам пришлось смириться с очередным переходом земель от одного властителя к другому. Так был устроен мир. А сельский житель по-прежнему смотрел на небо в ожидании дождя.

В начале 1861 года в Annual Register с воодушевлением писали: «Внутреннее состояние страны в начале 1861 года в целом благополучное и спокойное… Состояние сельскохозяйственных и производственных интересов… очевидно стабильное. Если в какое-то время ранее существовала потребность в конституционных изменениях, то теперь она, по-видимому, совершенно иссякла». Тех, кто предсказывал наступление спокойных и довольных времен, ждало жестокое разочарование. Весной и летом этого года снова возникла опасность французского вторжения, которая вызвала панику среди легковерных и могла бы расстроить финансы страны, если бы их не охранял непоколебимый Гладстон. В этом же году он отменил акциз на бумагу, что, по словам самого Гладстона, привело к «живому, энергичному, постоянному и успешному развитию в стране дешевой прессы. Самые разнообразные и многочисленные слои населения обнаружили, что новости общественной жизни каждое утро могут поступать к ним прямо в руки, и это зажгло для них новый свет, открыло новую эпоху в жизни».