Расцвет империи. От битвы при Ватерлоо до Бриллиантового юбилея королевы Виктории

Многие всерьез верили, что Гладстон и его коллеги хотят избавиться от колоний, поскольку те отвлекали их от внутренних проблем и ирландского вопроса. Рабочие направили королеве обширную петицию, в которой говорилось: «Мы с тревогой и негодованием узнали, что Вашему Величеству советуют согласиться на отказ от колоний». Слово «империализм» появилось только в 1878 году, но соответствующие настроения существовали уже за несколько лет до этого. Летом 1868 года возникло Общество по делам колоний, препятствовавшее любым проявлениям сепаратизма. Его деятельности во многом способствовала политика государственной поддержки эмиграции в Австралию и другие страны. У. Э. Форстер, один из главных представителей интересов правительства, заявлял: «Я верю, наступит время, когда государственные деятели сплетут сеть, которая объединит между собой всех говорящих на английском языке жителей наших колоний… и свяжет их с метрополией в одну великую конфедерацию». В 1870 году Джон Рёскин прочитал лекцию, в которой также проявил себя убежденным сторонником империализма: «Вот что должна сделать Англия, если не хочет погибнуть: ей следует как можно быстрее основать как можно больше новых колоний. Захватить все плодородные ничейные земли, на которые ступит ее нога, населить эти земли самыми энергичными и достойными людьми и внушить своим колонистам, что их главная добродетель — быть верными своей стране, а их первая цель — как можно дальше распространить могущество Англии на суше и на море».

Эдуарду Кардуэллу, военному министру в кабинете Гладстона, поручили провести реформу армии. Он установил стандарты профессиональной подготовки для офицеров и настаивал, что для продвижения по службе необходимы в первую очередь заслуги, а не деньги. Однако это еще больше испортило отношения между королевой и премьер-министром: Виктория считала офицеров своей личной армией. Кардуэлл отменил наказание плетьми в мирное время и подготовил закон о вербовке, согласно которому мужчины могли вступать в армию на более короткие сроки. Одновременно Хью Чайлдерс произвел реформу на флоте, опираясь на аналогичные принципы экономии и эффективности. Он сократил численность эскадр на дальних станциях и стянул флот ближе к дому.

Гладстон по-прежнему оставался для многих загадкой. Выразительный портрет нарисовала писательница Эмили Иден:

Я полагаю, он очень умен, и притом добродушен: он изо всех сил старается опустить свой ум до уровня моего, но ему это не удается. Он всегда стоит выше меня. Он не просто беседует — он рассуждает, и, увы, чем больше он говорит, тем меньше я его понимаю. Кроме того, в приверженцах «высокой церкви» есть нечто такое, что я не могу точно определить, но хорошо чувствую в их присутствии, — нечто иезуитское. Они как будто никогда не дают себе воли. Одним словом, он для меня недостаточно легкомысленный. Даже если замочить его в кипятке, хорошенько выстирать и выкрутить, не думаю, что из него удастся выжать хоть каплю веселья.

Гладстон организовал четырехдневные дебаты для обсуждения трех резолюций по Ирландии, одна из которых касалась отмены церковных податей. Он протолкнул Закон о реформе ирландской церкви, который не только отделил ее от государства, но и лишил ее пожертвований. При всей своей запутанности и противоречивости этот акт действительно помог умиротворить Ирландию, одновременно смягчив недовольство и католиков, и пресвитериан. Он также должен был стать первым шагом к примирению с ирландцами. Гладстон говорил три часа, и даже Дизраэли признал, что ни одно слово его речи не было сказано впустую.

На самом деле Гладстон мало знал об Ирландии и никогда не бывал там, но обладал хорошо развитым чувством момента. Однажды он сказал: «Самый поразительный дар, врученный мне, — это умение понимать суть фактов определенной эпохи и их взаимное соотношение». Другими словами, у него было высокоразвитое и глубоко интуитивное историческое чутье, на которое он и полагался, выбирая время для действия.