Расцвет русского могущества

Так повествовали в Киеве о давних делах Олега. Ясно, что это была похвальба народных песен-былин, которые, быть может, воспевались на веселых пирах у князей и дружины и которые потом в существенных чертах занесены в летопись, как предание любезной старины. Впрочем, главнейшим источником летописного рассказа об этом походе, как видно, послужили самые хартии договоров с греками, из которых одну летописец сокращает, а другую приводит целиком. Обычное дело в Древней Руси, договор, ряд, мир, в смысле точного определения отношений, устраивался почти всегда после распри и очень часто после военного похода. Вообще договор являлся окончанием несогласия, ссоры. Люди утверждали мир и любовь, значит, и то и другое было ими же нарушено; а утвердить выгодный мир по общим понятиям древности иначе было невозможно, как после войны, и непременно победоносной. Поэтому поздний летописец, прочитав Олеговы хартии и вовсе не зная, был ли при этом случае какой военный поход, очень основательно заключал, что такой поход неизменно был. Об этом несомненно говорило и предание, которое, зная только общий смысл всех дел Олеговых, точно так же не могло иначе мыслить по поводу его успехов, как в том направлении, что они были добыты по преимуществу военным подвигом. И до сей поры в международных отношениях никакие успехи не достигаются без войны. Славный болгарский царь Симеон, современник Олега, собираясь в поход на греков и слушая их увещевания о мире, говорил им: «Без кровопролития нельзя получить того, чего хочешь, значит, достигнуть желаемого можно только войной»[93]. И особенно это применялось к надменным грекам, почитавшим всякого варвара за ничтожество до тех пор, пока этот варвар не наносил им крепкого удара. Припомним безуспешные переговоры сыновей Аттилы о свободе торга. Русь в Олеговых договорах в полной мере достигла желаемого. Вот немалое доказательство, что поход был. Вероятно, греки устрашились и пошли на мир прежде, чем Олег мог подступить к Царьграду. Гроза собиралась, но прошла стороной. Поход был в сборе, но окончился миром, а это самое, при достигнутых выгодах без войны, должно было еще больше возвысить славу Вещего Олега. Если люди с давних времен по опыту знали, что у греков ничего не добьешься без войны, и если Олег успел все устроить, именно не вынимая меча, то разве не был он человек в действительности гениальный, вещий, в простом смысле колдун. Самое ополчение Русской страны от Белоозера и Финского залива до гор Карпатских и Черного моря вполне объясняет всеобщую значительность греческого договора, которого, по-видимому, желала и в котором нуждалась вся земля, почему вся она и поднялась для устройства такого великого дела. Здесь же скрываются и те причины или поводы, почему народное предание разукрасило славный подвиг славными чертами. Оно изобразило славный поход в том размере и по тому облику, какой, быть может, с давних времен воспевался в былинах как желанный подвиг борьбы с Царьградом, как богатырское дело, которое хотя бы никогда и не случалось в действительности, но всегда рисовалось воображению предприимчивых богатырей. В рассказе летописца нет ничего сказочного, вымышленного, сочиненного. Лодки на колесах перевозились по всем нашим волокам, причем в помощь людям или лошадям в известных случаях могли быть употребляемы даже и паруса[94]. Затем остаются обстоятельства, рисующие только общий облик славного победоносного похода и собранные, вероятно, по памяти о таких походах в давние века не одних руссов, но вообще победителей, ходивших на Царьград еще при уннах и аварах.

Были те люди невежды и неверующие в истинного Бога, как говорит летопись, но они хорошо понимали значение Олеговых дел и по своему языческому разумению увековечили его имя прозванием Вещий, которое по нашим понятиям прямо означает гений.

Короткий летописный рассказ о делах Олега несомненно скрывает от нас многое, чем была особенно памятна народу эта великая личность и что вообще послужило поводом поименовать его Вещим. К тому же, как мы говорили, в лице Олега народная память могла сосредоточить и всю славу поколения ему предшествовавшего. История видит в этой личности первого основателя русской независимости, а следовательно, и свободы; первого устроителя земских отношений, внутренних, по уставам о данях, и внешних, по уставам связей на севере с варягами, на юге с греками. О хазарах, как вообще о делах с прикаспийским и приазовским краями, летопись не поминает, но, по ее же словам, Олег был недруг хазарам и отнял у них дани радимичей и северян, обложив последних легкой данью. Это освобождение от чужого ига и облегчение в данях должно было весь левый берег Днепра окончательно привязать к Киеву. Другие враги Киева, древляне, были укрощены и примучены к тяжелой дани, но именно потому, что они были злодеи Киева. Олег, стало быть, главным образом освобождал Киев и работал для Киева. Вот по какой причине предание о Россе-освободителе, записанное византийцами, ближе всего может относиться к Олегу.