Растворяясь в ярком свете

– Мы с Брук обсуждали, стоит ли нам сделать тест. Прежде пришлось пройти длительную процедуру консультирования, потому что… э-э-э… людям трудно жить с подобным знанием. И все же мы решили узнать наверняка. – Молчание. На лице Бена не шевелится ни единый мускул. – Результаты нам сообщили через несколько дней после того, как я закончила школу. Брук оказалась ген-отрицательной.

Крепко зажмуриваюсь и добавляю:

– А я – ген-положительной.

Открываю глаза и ожидаю ответа Бена. Три секунды. Пять.

Он не смотрит на меня.

Не пытается прикоснуться.

С непроницаемым выражением лица он упорно глядит на небо.

– Хреново.

Хреново? Я жду, что он добавит что-то еще, но он продолжает молчать и прятать глаза. Понимаю, подобрать правильные слова непросто, я и не ожидаю, что он сложит в мою честь красивый сонет. Но это же Бен. Который по любому поводу найдет воодушевляющею фразу. Я надеялась, что он и сейчас не ударит в грязь лицом.

Ну, или хотя бы отреагирует, как нормальный человек.

Я утыкаюсь подбородком в колени, стараясь не показать, как больно он меня ранил. А я-то эмоционально обнажилась перед ним.

– Смешная ситуация, правда? Зацени иронию.

Бен наконец-то поворачивается ко мне.

– Что ты имеешь в виду?

– Мистер Спасатель. Твой радар засек меня с самого начала, хоть ты ни о чем и не догадывался и считал, что разорвал порочный круг. – Я смеюсь и никак не могу остановиться. – Меня невозможно спасти. У меня словно мишень на спине нарисована.

– Эбби. – Он принимает сидячее положение и поворачивается ко мне. – Не делай этого. – Кладет руку мне на плечо и пытается привлечь к себе. – Я не… я просто… Я не ожидал от тебя подобного признания. Дай мне секунду.

Я высвобождаюсь из его объятия.

– Все в порядке. Жалость мне не нужна. И напыщенные речи тоже. Теперь у тебя есть все ответы.

– Не следовало мне так напирать, чтобы их узнать. Я и подумать не мог… – мямлит он, глядя на собственные зарытые в песок ступни.

Жалеет, что узнал.

Боль такая, будто у меня кусок сердца вырезали из груди. Удивительно, что оно до сих пор бьется. Я и сама жалею, что узнала о себе подобное.

– Все в порядке, – повторяю я, стремясь как можно скорее завершить этот разговор. Глупо было думать, что я могу вывалить подобное на него и ожидать понимания. Я была о Бене слишком хорошего мнения, ослепленная его влечением ко мне. На самом же деле это глубокое чувство явилось всего лишь плодом моего воображения. – Даже хорошо, что теперь ты знаешь. И понимаешь, почему мы не можем быть вместе.

Я спрыгиваю с шезлонга, но Бен, предвосхищая это, успевает подняться первым и схватить меня за руку. Долю мгновения мы стоим, глядя друг другу в глаза, и я вижу промелькнувшую по его лицу тень того парня, с кем я познакомилась этим летом. Того, кем я его считала.

– Эбби, перестань. Приди в себя. Твое признание ничего не меняет.

Его галантность меня убивает.

– Именно, что меняет, Бен. Для меня оно меняет все.

Я поспешно вырываю руку и бегу прочь по песку, не останавливаясь до тех пор, пока, совершенно запыхавшаяся и разбитая, не оказываюсь у дома Синтии.

Глава 29

Я сижу на веранде, зачарованно слушая мягкий рокот океана, пока не становится совсем темно. Сейчас я не в состоянии видеть ни Брук, ни Синтию. Не хочу пересказывать им объяснение с Беном и выслушивать сочувственные возгласы, не хочу видеть в глазах сестры осознание того, во что превратилась теперь моя жизнь. Вот так-то открывать кому-то правду.

Одного я не понимаю касательно этой болезни – всякий раз как человек восстанавливает подобие нормальной жизни (колледж, Бен), у него тут же все отбирают. Как будто доктор снова и снова открывает тот треклятый конверт.

Я точно знаю, что свободная воля – это чушь собачья. Моя судьба была предрешена в день моего рождения.

Когда я вхожу в коттедж, все уже удалились на покой. На цыпочках прокрадываюсь в свою спальню и нахожу Брук крепко спящей в моей постели. Она тихонько посапывает и постанывает, за что мы с мамой давно прозвали ее храпушей. Вот и сейчас, заслышав привычные звуки, я чувствую, что дома.

Рядом с ней лежит ее iPad – похоже, она читала перед сном. Когда я перекладываю его на ночной столик, экран оживает, и я вижу домашнюю страницу денверского фонда сбора средств в поддержку людей с болезнью Гентингтона. Брук и сама записалась. Более того, она стала сопредседателем этого мероприятия. Посмотрев другие открытые ею вкладки, я испытываю бурю эмоций. Здесь есть идеи по сбору денег, включающие продажу выпечки, эстафеты в грязи и запуск роликов в сети. На другой странице обнаруживается подписанная сестрой петиция с требованием, чтобы Конгресс принял закон, запрещающий страховочную дискриминацию для пациентов с болезнью Гентингтона. Вот уж поистине, даже несмотря на то, через что ей довелось пройти, Брук по-прежнему крепко держит жизнь за яичники.

Как же я ей благодарна! Практически все столпы, на которых основывалась моя жизнь, оказались разрушенными, и тут старшая сестра приезжает на Каталину. Она – единственный человек, который не предал меня ни при каких обстоятельствах, как бы яростно я ее ни отталкивала.