Рать порубежная. Казаки Ивана Грозного

— Доподлинно известно?

— Доподлинно, с сотоварищами гонца крымского пытал. Загон тысячник Саттар-бек ведёт, Девлет-хан при нём, простым воем обрядился.

Хворостинин обернулся к коренастому мужу в красной чуге:

— Фёдор, надобно к царю гонца послать. Дело немаловажное. Сам Девлетка в гости пожаловал, а до нас иные вести доходили.

— Вот так новость! — Фёдор сдвинул бархатную вишнёвую мурмолку на затылок.

Князь вновь обратил взор на Дороню:

— Спаси тебя Бог, важную весть принёс, казак. Как прозывать тебя?

— Дороней Шершнем звали, теперь Безухим звать будут.

— Почто Безухим?

— В плену был. Татарский бек уши резал.

— Как же тебя угораздило?

— Аркан — не таракан, зубов нет, а шею ест.

Чёрная тень набежала на светлое лицо, морщинистая рябь прошлась по высокому челу князя.

— Аркан татары на всю Русь накинуть хотят. Ироды! До коей поры будут терзать землю нашу, аки псы злобные?! Ничего, придёт время, посчитаемся. — Узкая ладонь воеводы легла на плечо казака: — Устал, чай? Велю накормить вас и по чарке налить за труды.

Шепелявый Игнат довольно крякнул за спиной Дорони:

— И то верно, княжь, брюхо не гушли, не евши не ушнет.

Хворостинин улыбнулся, хотел пройти мимо, Дороня остановил:

— Князь, яви милость, дозволь в Заразске остаться.

— Почто так?

— Татарина, что уши мне резал, Саттар-беком кличут.

Хворостинин ещё раз окинул взглядом статного, синеглазого парня, понимающе кивнул:

— Оставайся. Посыльным при мне будешь, расторопные молодцы нам надобны. Отдохни малость, вскоре призову, дел невпроворот.

Дороню и сопутников отвели в дворницкую, усадили за стол, где их уже поджидали братина с квасом, щи с капустой, хлеб, сыр и солёные огурцы. По княжескому указу поднесли по чарке янтарного сычужного мёда. От хмельного напитка зашумело в голове, навалилась слабость, потянуло в сон. Последние дни спать удавалось редко. Дороня склонился, уронил отяжелевшую голову на скрещённые на столе руки. Последние мысли о сотоварищах:

«Увёл ли от беды казаков Ермак Тимофеевич?»

Паче терзало беспокойство за Поляничку и наставника в воинском деле — Севрюка... Не знал казак, что нет боле на белом свете сотоварищей. Остался лежать на берегу речки славный запорожец Павло Поляничка, пронзённый многими стрелами. Смешалась его кровушка с речною водой да с землицей прибрежной. Севрюка Долгого ждала иная смерть...

* * *

Ненасытное пламя лизало останки острожка и бренные тела русских воинов, словно в стародавние времена совершал огонь языческий обряд погребения на костре. Горели православные, метались в дыму неупокоенные души. Из трёх десятков защитников малого острожка осталось только семеро. Среди них вольный казак Севрюк Долгой и дворянский сын Васька Куницын. Так уж дано свыше — если судьба — встретишься, нет — разминёшься. Севрюку суждено было встретиться с десятником Куницыным и татарами...

Севрюк, прибыв в крепостцу, не многими словами успел перемолвиться с пятидесятником — главным в острожке. Рассказал про татар, про разлад с Куницыным. Пятидесятник же посетовал, что ему самому не по нраву сын дворянский, коего намедни прислали из Москвы. Рассказал, что пытается оттеснить его — острожного голову — да всё норовит сам верховодить, похваляется дружбою с Малютой Скуратовым, Бутурлиными, Плещеевыми, а особо с Басмановыми. Видно, наболело у пятидесятника. Утишив голос, поведал, что дополз до него слух о причастности Васьки к убийству князь-воеводы Андрея Петровича Телятевского, мол, шепнули о том и царю, поэтому покровитель, Фёдор Басманов, спрятал видока и злодея Куницына на порубежье, подальше от государева гнева. Помог Ваське и Малюта. Пожаловался пятидесятник и на то, что без сторожи у него всего-то два десятка людей, чтобы защитить острожек. Выговорился, отправился расставлять людей для обороны, да не успел.

Крымчаки взяли острожек изгоном. Сначала у ворот появилась конная сторожа во главе с Куницыным. Истошный крик десятника принудил воротников распахнуть створы. Спасаясь от погони, сторожа влетела в крепостцу. Ворота закрыть не успели, следом за сторожей, из ночной мглы, в острог хлынули татары. Острожники бились отчаянно, но супротив тьмы степняков не сдюжили... Теперь семеро из них, связанные, оборванные, испачканные грязью, сажей, своей и чужой кровью, стояли, понурив головы. Рыжебородый предводитель татар оглядывал пленников презрительным холодным взглядом. Судя по одежде и доспехам, он принадлежал к знати. Знатным был и его чернёный шлем с двумя серебряными змейками и тремя орлиными перьями, два по бокам, одно еловцем венчало верхушку. За его спиной поглаживал седоватую бородку пожилой татарин в доспехах простого воина. Ещё один — ражий, мордастый детина с повязкой на голове — указал на Севрюка:

— Шайтан убил саблей двух наших батыров, ещё троих ранил.

Воин в чернёном шлеме скользнул глазами по Севрюку, обратился к мордастому детине:

— Переводи ему. — Вперив взгляд в Севрюка, продолжил: — Мои воины говорят, ты неплохо владеешь саблей. Хочу проверить — так ли это. Я дам тебе саблю, и мы сразимся. Если победишь — уйдёшь, и ни один мой батыр не остановит тебя, если нет...