Ратибор и Ода. Первая книга

Стражи усадьбы тщательно проверили весь берег, не спрятался ли кто в кустах подглядывать за купанием красавиц. Нет. Всё осмотрев, охранники ушли на удаление, достаточное, чтобы услышать крик. Девушки скинули платья и полезли в воду, в которой отражались их белоснежные тела.

Вдруг Ода встала, повернулась и спросила кормилицу, которая была с ней с самого рождения:

– Аслауг, а полотенца ты взяла?

Дородная, но ещё вполне привлекательная женщина удивилась:

– Я же тебе их отдала. Вы сами их с собой всегда берёте. Ну, вот. Придётся вновь домой тащиться. В такую даль. Набегаешься за день, а к вечеру опять я буду словно ломовая лошадь, пахавшая до самого захода солнца целинные поля…

И, ворча себе под нос, шурша подошвами по травам, она ушла. Девчонки сразу выскочили на берег, оделись и юркнули в кусты. В соседней заводи стояла лодка, на которой они иногда катались вдоль берега. Сев за вёсла, Ода и Сольвейг отправились на соседний остров Бьёркё. Там, в прямой видимости от усадьбы, предприимчивые купцы организовали торг⁴⁶. Стоило только Ивару построить для дочери крепость Адельсё, как купцы, поняв, что где конунг, там и деньги, сразу же расположились у него под боком. Пролив не превышал и полумили, и девушки быстро добрались до ярмарки. Оставив лодку в бухте, забитой большими и малыми посудинами, они вышли на берег. Здесь было весело, и жизнь била во всю ключом. Народ съезжался отовсюду. Ещё бы, королевский торг, быстро ставший самым лучшим! Девушки пошли по рядам, где зазывалы предлагали всё: от детских дудочек до воинских доспехов. Оду и Сольвейг это мало интересовало. Купив засушенные в мёде орешки, они пошли туда, где продавали ткани, украшения, ленты в косу, гребешки, серебряные зеркала…, короче всё, что интересует девушек всех возрастов во всех известных странах мира. Ярмарка была огромной. Звучала музыка, разливалось пиво, мёд и морсы, лотошники предлагали пироги и прочую еду. Вдоволь накупив обнов, подружки посетили священный дуб, рядом с которым бил родниковый ключ, где они возложили розовые ленточки для Фрейи⁴⁷. Затем раздали милостыню больным, блаженным и убогим, стоявшим толпой у входа в капище. После этого они решили возвращаться. Но навстречу им с ярмарки вдруг ринулась толпа. Её гнали воины, обыскивающие лавки купцов. Впереди всех, усердно вглядываясь в лица женщин, бежала красная от возбужденья Аслауг, и учитель Оды Гейр. Гейр рвал и метал, раскидывая всех, кто попадался на его пути. Аслауг хрипло вскрикнула:

– Вот они! Слава богу – живы!

Она тут же подбежала и стала ощупывать девушек со всех сторон, как будто и так не было видно, что они целёхонькие и даже не помяты.

Гейр встал, как вкопанный, мотая при этом головой:

– Ну… Я… Такое… Почему… – его слова застряли в глотке.

Аслауг между тем выговорилась вволю. Ода даже не подозревала, что она умеет так ругаться: витиевато, образно и громко.

– Ну всё, Аслауг, что случилось?

– Я, между прочим, за тебя в ответе! – кормилица воткнула руки в боки. – И за тебя, красавица, – она тряхнула Сольвейг за плечо. – Пожалуюсь отцу и дяде, непременно.

Женщина, качая головой, демонстративно повернулась к беглянкам задом:

– Вот ведь устроили! Гейр, доспехи не снимая, весь остров оббежал. Думал, вас выкрали шальные люди.

Учитель от изнеможенья сел прямо на землю, сразу сняв с потной головы шлем.

Глядя на них, Оде стало стыдно:

– Прости Аслауг, мы хотели вдвоём с Сольвейг немного прогуляться. Так хочется, чтобы без надзора сами, мы иногда могли, куда хотим ступать ногами. Теперь мы готовы в заточение, в полон, в неволю вновь вернуться.

– Чего болтаешь, – Аслауг возмутилась ещё больше, – какое заточение? Кто ещё так живёт, как вы?

Вернувшись домой, девушки быстро забыли об обиде Аслауг и бледном виде Гейра. Обновки отодвинули на второй план всё остальное.

И только после обеда, зашедшая в комнату к Оде Аслауг напомнила им об утреннем происшествии:

– Я вот всё думаю, случайно ли вы сегодня в Бьёркё сбежали? Может, там вас ухажёры ждали?

Девушки рассмеялись.

– Чего смеётесь? Это быстро происходит. Сегодня куклы, завтра, глянь, уже ребёнок.

Ода стала вдруг серьёзной и засунула руки под сарафан. Он одевался поверх платья и представлял собой два куска материи, которые соединялись между собой либо тесёмками, либо застёжками-фибулами. Сарафан Оды имел по бокам по четыре красивые бронзовые фибулы. Ода оттопырила у себя ложный животик беременной и затараторила притворно возбуждённым голоском:

– Смотри, кормилица! Я не пойму, с чего у меня живот вдруг стал расти?

Сольвейг сразу поддержала подругу:

– И у меня! – она проделала с сарафаном то же самое, что и Ода.

– Аслауг, на ужин хочу я квашеной капусты. И лучше с кислой клюквой.

– А я груздей солёных. Нет – лучше кваса! Причём такого, чтобы была плесень сверху у него. Это значит – кислый он, как уксус.