Ратибор и сыны Одина

— То есть где-то через две с половиной седмицы выступаем… — Яромир задумчиво кашлянул. — Надеюсь, с Ратибором всё в порядке будет! Успеет и плечо залатать, и воротиться… Пять дней пути до Зябкино, а ежели одному да налегке, без лишних привалов, то спехом и за четыре управиться можно…

— Ежели не успеет, без него уходим! — Святослав недовольно поморщился, поймав на себе косые взгляды трапезничающих приятелей. — А что делать?.. Дружина одного хоть и ждёт, коли это сам рыжий медведь, да только не в этом случае!.. Итак, сколько с собой берём людей, воды и провизии… — князь присел назад и приступил к обсуждению деталей предстоящего путешествия с Яромиром и компанией. — Сначала до Первой заставы допелёхаем, а оттудова уж выдвинемся далее, в печенежские угодья…

Глава 14 «Баран, как тебя еще назвать⁈»

На четвёртый день…

Вот уже четвёртые сутки торопливой рысью Ратибор ехал на своём вороном коне по кличке Балагур по Кривому тракту, периодически переходя на шаг, стараясь таким образом не загнать красавца скакуна. Стояла середина августа: прекрасная пора, когда жара уже потихоньку отступала, а до вторжения прохладных осенних ветров было ещё ох как далеко. Помня наказ Добролюба, на редких привалах дюжий ратник на припасы съестные особо не налегал, лишь обильно отхлёбывая из бурдюков с водицей и делая трижды в день по глотку из всученной старым знахарем склянки с отваром пятнистого лотоса. Есть, признаться, и не хотелось. А вот рана на плече зудела всё сильнее и сильнее. У молодого богатыря совершенно явно поднялась высокая температура: могучий организм, как мог, боролся с медленно, но верно расползающейся по телу скверной. Перед глазами Ратибора периодически вспыхивала тёмная завеса, заволакивая ему то и дело закрывающиеся очи, которые в такие неприятные мгновения начинали сильно жечь да слезиться, как будто кто-то, давно ожидающий в Зябкино захворавшего бойца, доброй незримой луковицей перед его лицом водит туда-сюда. Это помогало ослабшему гиганту не заснуть в седле: упрямо сжав зубы, рыжеволосый витязь в очередной раз ущипнул себя за бедро и слегка пришпорил рысака, представив на миг, как довольно щерится из небесной выгребной ямы, куда его наверняка посадили боги, Мельванес, периодически при этом злобно похихикивая.

— Я не доставлю тебе такой радости, серозадый хрен, — гневно пробормотал молодой исполин. — Так что рано скалишься ты так глумливо! Я покамест ещё потопчусь по землице-матушке, уж не обессудь… — глаза его при этом яростно сверкнули холодным синим пламенем.

Уже стемнело, когда Ратибор, наконец, остановился на привал на небольшой лужайке у весело журчащего рядом ручейка. Угостив Балагура, достойно выдержавшего не самый лёгкий аллюр, здоровым сочным яблоком да водицей из родника, зачерпнутой небольшой походной кадкой, рыжебородый великан отпустил пастись своего вороного, сам тут же завалившись на боковую. Но поспать толком воину не удалось: всю ночь его трясло и знобило. А тут ещё одна напасть накатила: странные, можно сказать, даже жуткие сны стали являться Ратибору из тьмы. Как будто с нескрываемым интересом наблюдают за ним откуда-то издалека какие-то страшные жёлтые глаза, подёрнутые дымчатой пеленой безумия. Зрелище было не для слабонервных! Беззубый рот владелицы тех ужасных очей то заходился диким хохотом, то перетекал в детский плач, тут же сменявшийся чудовищным воем с последующим зловещим молчанием. Какофония адских звуков не один час, как молотом по наковальне, гремела в голове молодого богатыря, в конце концов, укатив гулким эхом куда-то вдаль. С трудом разлепив поутру никак не хотевшие подниматься веки, Ратибор, кряхтя, как бабка дряхлая, сел и грязно выругался:

— Что это было за дерьмо, молот Сварога тебе промеж булок?!. Ведьма, не иначе… Этого только не хватало для полного счастья! Кажись, подружка Мельванеса объявилась… Вовремя, ничего не скажешь, да чтоб она с нужника не слазила до конца жизни…

К горлу славного витязя вдруг начал подкатывать утробными рывками большой тягучий, вонючий ком, и вскоре Ратибора знатно вырвало гнилью да сукровицей. Точь-в-точь такими же, как уже давненько сочились у него из царапин, оставленных тёмным волхвом.

— Вообще прекрасно… — сплёвывая остатки гадости и вытираясь, рыжий воитель побрёл к ручейку. Его знатно пошатывало. — Надо признаться, не чувствовал себя так хренова́тенько, даже когда по бурной молодости осушил в одно рыло бочку медовухи…